Пленение (ЛП)

— И наконец... — начала я, но остановилась, решив отказаться от того, чтобы быть дерзкой и просто абсолютно честной, однако, мои глаза остались прикованными к штанам для йоги.

— И наконец я была влюблена в тебя. Я хотела тебя и не из-за всего этого, — я снова указала на него указательным пальцем и описала круг, — но потому что я хотела тебя, Мартин, все, кем ты был, как ты заставлял меня себя чувствовать и как, надеюсь, я заставляла чувствовать тебя.

Я сделала паузу, глубоко вздохнув для храбрости, после чего встретилась с ним взглядом снова и добавила:

— Я хотела тебя.

— Я тоже был влюблен в тебя.

От его слов я почувствовала, словно на мой день рождения кто-то спустил все шарики. Я вяло улыбнулась ему, затем отвела взгляд, но ничего не сказала, потому что знала, что он на самом деле никогда не любил меня. Это знание было сейчас, как кость в горле.

Если бы он любил меня, то выбрал бы нас вместо своей мести.

Если бы он любил меня, как я любила его, то он не чувствовал бы сейчас платоническое безразличие по отношению ко мне. Ему было бы не достаточно просто быть моим другом. Он бы боролся так же, как и я.

Если бы он любил меня, как я любила его, то поиск Мартина Сандеки в Google не выдал бы его фотографий с симпатичной рыжей, которая, в чем я была убеждена после последнего разговора с Эммой, была его последней девушкой.

Я глянула на свой стакан. Он снова был пустым.

— Что?

— Что — что?

— Почему ты так на меня смотришь?

— Потому что я в ауте от сангрии.

— Нет. Прежде ты смотрела на свой стакан. — Его глаза сузились с подозрением. — Ты не веришь мне. — Об этом он заявил так, как будто мысль только что пришла ему в голову.

Я уклончиво пожала плечами и потянулась за бутылкой слева от меня, намереваясь налить в стакан побольше, чтобы напиток не заканчивался так быстро.

— Ты не веришь, что я любил тебя. — Он констатировал это как факт, и я ощутила, как настроение в комнате изменилось от дружелюбного к враждебному.

— Угу... — Я снова пожала плечами. — Какая теперь разница? Это в прошлом.

— Это важно. — Его возрастающий гнев стал почти осязаемым.

Я ощутила всплеск яростного негодования и попыталась отстраниться от своих ощущений по этому поводу, потому что, если бы я не сделала этого, то все закончилось бы тем, что на его лице оказалась бы сангрия.

Вместо этого я попыталась быть прагматично правдивой.

— Ну, если от этого тебе станет лучше, то я уверена, что очень сильно нравилась тебе. И было очевидно, что ты делал героическое — но неудачное — усилие, чтобы почувствовать что-то большее.

— Ого. — Он вдохнул, потом снова выдохнул, словно я выбила из него весь воздух. — Все действительно звучит дерьмово, когда ты говоришь это вслух.

Ага. Он был супер-пупер взбешенным.

Но я не чувствовала сожаления из-за того, что сказала, может быть, небольшой укол вины, но не сожаления. Он был королем грубой (и резкой) честности. Если ему не нравилось или он не мог справиться с моей честностью, то это было чертовски плохо.

Независимо от уверенности в собственной честности, беспокойство и тревога поселились в моей груди. Я заставила себя взглянуть на него.

— Послушай, изворотливые штанишки, прислушайся к фактам...

— К черту факты. — Его глаза адски горели, но его голос был на удивление низким и тихим.

— Ну, вот видишь, в этом мы расходимся. — Я махнула ему своим вновь заполненным стаканом, но отвела взгляд. — Это пример. Твой язык общения. Ты не видел проблем, разговаривая со мной вот так, никогда не видел. Так не разговаривают с людьми, которых любят.

— Так разговаривают, когда увлечены кем-то.

— Нет. Это ненормально. Это неуважительно.

— Мы все не можем быть равнодушными роботами.

Я проигнорировала это заявление, очевидно сделанное с намерением ранить мои чувства, и высказалась, напоминая другие факты:

— А потом ты выбрал месть твоему отцу вместо нас.

— А ты выбрала карьеру своей матери вместо нас.

Я кивнула.

— Да. Да, это так. Потому что так было правильно.

— Не дай Бог тебе сделать что-нибудь для себя. Не дай Бог тебе быть эгоисткой всего на одну, блять, секунду и позволить своей страсти взять то, что ты хочешь. — Это было сказано сквозь стиснутые зубы. Могла сказать, что его раздражительность увеличивалась и он изо всех сил пытался удержаться, чтобы вместе с этим не повысить свой голос.

— За счет хороших, невинных людей? Это не любовь, Мартин. Любовь должна сделать тебя лучшим человеком, любовь должна... — Я двигала руками по кругу, расплескав немного вина на его кожаный диван. Я вытерла его нижней частью своей футболки, подбирая нужные слова. — Она должна изменить твой характер в лучшую сторону, не уничтожить. Если ты любил меня, если бы ты хотел как лучше для меня, тогда бы ты не захотел, чтобы я разрушила карьеру моей матери из-за моего собственного эгоизма.

— Я хотел, чтобы ты выбрала меня. — Он не кричал, но было заметно, что он едва контролировал свой порыв припугнуть силой своего голоса.

Я тихонечко ответила:

— А я хотела, чтобы ты выбрал меня.

Он посмотрел в сторону, на его виске бился мускул, линия челюсти и губ стала резкой.

Я пожала плечами.