— Поэтому я выбрала благоразумие, а ты — страсть, а эти два чувства несовместимы.
— Я выбрал страсть?
— Да. Месть твоему отцу.
Он медленно кивнул.
— Да. Я был одержим этим. — Его слова стали неохотным признанием, когда его глаза уставились на что-то поверх моего плеча.
— Это любовь всей твоей жизни. — Слова сорвались с языка, прежде чем я смогла понять, и я мгновенно пожелала забрать их обратно. Одно дело — быть честной и совершенно другое — полностью раскрыть свою обиду. Мартин вздрогнул, словно я ударила его.
Я не хотела, чтобы это было жестоко, но это вышло жестоко. Мое сердце сжалось от резкой боли, потому что я видела, что мое необдуманное заявление причинило боль Мартину. Я не хотела сделать ему больно. Это было совсем не то, чего я хотела.
— Моллюски, — сказала я, качая головой, пытаясь придумать, как извиниться и при этом не выставить себя еще больше злой ведьмой. — Извини, Мартин. Извини. Я зря это сказала.
— Это правда. Это то, кого ты видишь, и то, кем я являюсь. — Его тон был холодный, наполненный неприязнью и сарказмом. — Ты все еще думаешь, что я высокомерный мудак, и это все, кем я всегда буду для тебя. — Последняя часть прозвучала так, словно он говорил сам с собой.
Я скривилась.
— Я не хотела сделать тебе больно.
— Слииишком поздно. — Это заявление сопровождалось злобной усмешкой.
Другой острый укол сильно ударил меня в сердце, и я ощутила холод и небольшую тошноту.
— Ладно, ну, тогда я официально сволочь. Я принимаю этот титул и выводящие из себя взгляды, которые сопровождают его. — И снова я не могла встретиться с ним взглядом. Я заняла себя опустошением своего бокала.
— Паркер, — вздохнул он, очевидно расстроенный, потирая лицо руками. — Мы можем оставить это в прошлом?
Я кивнула, по-прежнему глотая, и в конце концов смогла ответить искренне, но, пожалуй, слишком громко и с невнятной речью.
— Да! Да, давай никогда не говорить о прошлом снова.
— Это не то, что я имел в виду.
— Сандеки. — Я наклонилась вперед, оставляя свой стакан на столе и подобрав под себя ноги в центре подушки, вставая на колени прямо перед ним. — Несмотря на всю мою ужасность, я действительно хочу, чтобы мы были дру...
— Ты напилась, Кэйтлин? — Он прервал меня, сверкая глазами с опасной смесью отчаяния и едва сдерживаемого гнева.
— Нет. Я просто пьяная достаточно, чтобы сказать, что у меня на уме, и не ломать над этим голову.
— Что ты делала ранее в твоей комнате, прежде чем я вошел?
Я замерла и уставилась на него, на меня обрушился шок от взволнованного замешательства. Его вопрос оказался неожиданным, заставил меня задержать дыхание. Уверена, что выглядела виноватой, потому что именно так я себя чувствовала. Он смотрел на меня с высокомерной уверенностью, как будто уже знал ответ, словно думал, что я была трусихой.
Я почувствовала себя безоружной.
Я все же никогда не смогла бы сказать ему правду.
— Я... я была...
Он не дал мне шанса солгать.
— Если я поцелую тебя прямо сейчас, ты вспомнишь это завтра?
— Зачем ты... зачем ты меня поцелуешь? — Я не поспевала за этим разговором.
— Потому что ты красивая. Потому что я хочу. — Его взгляд переместился на мои губы, и он казался совершенно агрессивным, в то время как мое сердце билось в горле.
— Правда? Ты серьезно? Или ты настолько пьяный, что чувствуешь ностальгию?
— Нет. Я просто достаточно подвыпивший, чтобы сказать то, что у меня на уме, и не ломать над этим голову. — Он сымитировал мои предыдущие слова сквозь стиснутые зубы.
Я ничего не могла с собой поделать и задала свой следующий вопрос, потому что мне нужно было знать:
— Будет ли это что-то значить?
— Целовать тебя всегда что-то значило для меня. Будет ли это что-то значить для тебя? — Несмотря на свою злость, он, казалось, тщательно подбирал слова.
— Думаю, это бы смутило меня. А мы... мы все ещё будем друзьями? После этого? Если мы поцелуемся? — Я не могла тщательно подбирать слова. Они вылетели из моего рта, как груда сбивающего с толку хаоса.
Он пожал плечами, словно ему было все равно, но его взгляд стал резким, угрожающим.
— Если ты этого захочешь.
Его ответ ощущался, как удар в живот, потому что я не хотела быть его другом, не совсем. Я хотела, чтобы он любил меня. Я хотела, чтобы он все еще желал меня, как желала его я. Но я хотела быть его другом, потому что это было правильно. Потому что я волновалась за него. Потому что я хотела, чтобы он знал, у него было безопасное место.
Эта перемена причиняла боль, и прилив разочарования прорвался к поверхности моей души, заставляя мое горло сжаться. Я всё еще ничего не могла поделать с отчаянным желанием, закручивающимся в нижней части моего живота просто от одной мысли о поцелуе, всего лишь еще один раз. Я хотела его так сильно.
Мартин наклонился вперед, его глаза пленили мои, хотя они и были сердитыми, граничащими с враждебностью. Он положил руку на мое бедро, продвигаясь вперед, его большой палец скользил вверх-вниз, привлекая все мои ощущения к теплу его ладони.
— Что если мы поцелуемся и я прикоснусь к тебе? Что если мы трахнемся? Ты будешь помнить это завтра?