Пленение

Я не cмогла удержать свои руки от его действительно идеального тела, даже если бы попыталась. Жар моего прежнего смущения сменился новым жаром, выстроив обещание между нами.

Его рот был везде, где не было мыла, и, закончив намыливать меня, он захватил мои запястья в свои руки и скользнул своим телом к моему, увеличивая мое возбуждение в геометрической прогрессии, я была не в состоянии мыслить.

— Повторяй за мной. — Голос Мартина был низким, нетерпеливым и требовательным, его язык слизывал капельки воды с моей щеки, он отпустил мои запястья и поглаживал руками бедра. — Я Кэйтлин...

— Я Кэйтлин...

Он поднял меня, как будто я была самой легкой вещью в мире. Мои руки опустились на его плечи, наслаждаясь их выпуклостями, когда он напрягал свои мускулы. Он широко раздвинул мои ноги и потерся своей твердостью напротив мягкой гладкости моего центра.

— Хочу тебя, Мартин...

— Хочу тебя, Мартин...

Я резко вздохнула, когда он толкнулся в меня, его губы на шее посасывали, покусывали и лизали меня.

— Чтобы ты взял меня в душе...

— Чтобы... ты... взял... меня... в душе...

Все в этом действии ощущалось более значимым, чем я помнила, намного более необходимым на низменном и инстинктивном уровне.

— И занимался со мной любовью часами.

— И... и...

Я не смогла закончить. Мне не хотелось говорить, я просто хотела чувствовать. Я взглянула вниз на него и туда, где соединялись наши тела. Я наслаждалась видом нашей связи — его твердостью напротив моей мягкости, моими широко разведенными ногами, чтобы я могла приспособиться к его размеру. Наблюдала, как моя влажная грудь двигалась вверх-вниз в такт его ритму, подпрыгивая напротив его лица; его твердое и точеное тело выгибалось к моему, когда я изгибалась дугой у стены. Такой вид нас обоих, меня с ним, заставлял меня чувствовать себя сексуальной, я поражалась, как безумно горячо мы выглядели.

Я подумала, что мы могли бы установить зеркало в душе.

Иииии с этой мыслью я кончила, атакованная водой и паром, приятным скольжением его тела с моим и осознанием, что это было первым из множества счастливых — и сексуальных — воспоминаний. 

* * * 

Мы заползли в кровать, потому что нам нужно было поспать. Но вместо того, чтобы спать, мы оказались обнаженные друг напротив друга, обнимались и прикасались друг к другу, обсуждали планы на будущее. Эти планы варьировались от различных поездок, которые мы хотели совершить вместе, до разнообразных мест, где мы хотели заняться сексом: он хотел испробовать все душевые в его квартире, между тем я претендовала на его стол на работе — до нового магазина игр, который открылся на Таймс-Сквер. Мы обсудили приезд моего отца в конце февраля и места, куда мы сводили бы его поужинать.

— Не волнуйся. — Мартин сжал меня. — Я буду милым с твоим отцом.

Я позволила изумлению и замешательству отразиться на моем лице.

— Ну, я на это очень надеюсь.

Он искоса посмотрел на меня.

— Ты знаешь, что я имел в виду. Я тренировался.

— Быть милым?

— Да.

Я зажала губы между зубами, потому что черты его лица сохраняли выражение крайнего смятения, мне не казалось, что было бы разумно смеяться над ним.

— И как тебе это все?

— Это было... тяжело, но иногда хорошо.

— Тяжело?

— Да, как та раздражающая девушка, с которой ты работаешь в кофейне.

— Ты считаешь Челси раздражающей? — Я была удивлена. Я никогда не встречала никого, особенно мужчину, кто бы думал, что она была какой угодно, но только не замечательной.

— Она самовлюбленная и раздражающая. Честно говоря, она напоминает мне мою мать, всегда ждет, чтобы посторонние люди поклонялись ей.

Мои брови выгнулись от его точного — пусть и упрощенного — описания моей напарницы. Возможно, склонность Мартина ценить очевидную доброту и искренность исходила из его презрения к матери.

Через мгновение Мартин удивил меня, сменив тему:

— Ты хочешь выступить на сборе средств, о котором говорили твои родители? Да или нет?

Я медлила, воспользовавшись моментом, чтобы проследить пальцем линию его ключицы.

— Вроде того. Но я не хочу делать этого, потому что мои родители думают, что мне нужно быть более амбициозной. Мне нравится играть в моей маленькой группе. Просто находиться в окружении музыки каждый день — это сбывшаяся мечта. Мне не нужны почести и внимание.

— Но ты говоришь "нет" только из-за того, что твои родители думают, что тебе нужно быть более амбициозной, этим ты позволяешь им диктовать тебе, что делать. Если ты отказываешься из-за того, что они думают, это то же самое, как если бы ты согласилась на что-то по их прихоти.

Я насупилась на него и его разумные слова. Глупые разумные слова.

А он улыбался мне, словно знал, о чем я думала, и понимал, что я уверилась в его правоте. Его улыбка превратилась в самодовольную.

— Хорошо, — наконец-то призналась я. — Ты прав. Это ты хотел услышать?

— Нет. Я уже знал, что был прав. Я надеялся на нечто большее, вроде: "О, Мартин, ты сексуальный гений. Я не могу жить без тебя и твоего большого... ума".