Плененный принц

– Ничего. Мне хотелось узнать о тебе и о других. Расскажи, как тебе живется вдали от дома? Господа хорошо к тебе относятся? И еще… ты понимаешь их язык?

В ответ на последний вопрос Эразм покачал головой.

– Я… немного владею патрским и северными наречиями. В них есть слова, похожие на вирские. – Эразм неуверенно произнес некоторые из них.

На вирском Эразм говорил довольно сносно, и хмурился Дэймен не поэтому. Из сказанного ему Эразм сумел расшифровать слова «Тихо!», «Не двигайся!» и «На колени!».

– Я произношу неправильно? – Эразм по-своему истолковал выражение его лица.

– Нет, все верно, – заверил Дэймен, хотя тревога и смятение не отпускали. Ему не нравились сами слова. Ему не нравилось двойное бессилие Эразма и других акилосцев из-за неспособности говорить и понимать, что творится вокруг.

– Манеры у тебя… не как у дворцового раба, – нерешительно отметил Эразм.

Это было явно преуменьшением. Ни один акилосец не принял бы Дэймена за постельного раба: и внешность не та, и манеры.

Дэймен задумчиво смотрел на Эразма, пытаясь понять, насколько может быть откровенен.

– В Акилосе я не был рабом. Кастор отправил меня сюда в наказание, – сказал он наконец: об этом врать не имело смысла.

– В наказание, – повторил Эразм. Он потупил взгляд и заметно сник.

Дэймен спросил:

– Тебя ведь готовили во дворце? Сколько времени ты там провел? – Он не понимал, почему не видел этого раба прежде.

Эразм попробовал улыбнуться и прогнать необъяснимое уныние.

– Да. Но я… Главный дворец я толком и не увидел. Я находился в учении, когда смотритель отобрал меня для отправки сюда. Учение в Акилосе было очень строгим. Задумывалось, что… что…

– Что? – уточнил Дэймен.

Эразм покраснел и чуть слышно ответил:

– Меня готовили для принца, на случай если я ему приглянусь.

– Неужели? – заинтересовался Дэймен.

– Дело в моих волосах. Сейчас не видно, но при дневном свете они почти белокурые.

– Я и сейчас это вижу, – возразил Дэймен, слыша, как одобрение напитывает его собственный голос. В этот миг что-то между ними переменилось. Как будто он сказал ему «Умница».

Эразм отреагировал на его слова, точно цветок, повернувшийся к солнцу. Неважно, что формально они с Дэйменом были ровней – Эразма обучали отзываться на чужую силу, тянуться к ней, покоряться. Поза его неуловимо изменилась, щеки покрыл румянец, глаза опустились долу – не тело, а безмолвная мольба. Ветерок ласково теребил упавший на лоб локон.

Тихим, мягким голосом Эразм произнес:

– Внимания твоего сей раб недостоин.

В Акилосе подчинение возводилось в искусство, и этот раб был настоящим искусником. Сейчас, когда он демонстрировал свое мастерство, становилось ясно: регенту подарили настоящее сокровище. Ужасно и нелепо, что его тягают за шею, точно упрямое животное. Это как колоть орехи искусно настроенной лирой. Сущее кощунство.

Эразму место в Акилосе, где его мастерство станут холить и лелеять. Хотя, пожалуй, ему повезло, что его выбрали для регента; повезло, что его так и не увидел принц Дамианос. Дэймен знал, что стало с его любимыми рабами. Их поубивали.

Он силой оттолкнул воспоминание и вновь обратился к сидящему перед ним рабу.

– А твой господин добр? – спросил Дэймен.

– Сей раб живет ради служения, – отозвался Эразм.

Заученная шаблонная фраза не значила ровным счетом ничего. Поведение рабов определялось строжайшими правилами, и, как следствие, недосказанное оказывалось куда важнее сказанного. Скользнув взглядом вниз, Дэймен слегка нахмурился.

Туника у Эразма чуть задралась, обнажив бедро: он вытер ею щеку Дэймена и так не поправил. Перехватив взгляд, Эразм одернул подол, стараясь натянуть его пониже.

– Что с ногой? – спросил Дэймен.

Эразм мертвенно побледнел. Отвечать он не хотел, но, раз спросили напрямую, значит, придется.

– Что случилось?

Стиснув подол туники, Эразм еле слышно произнес:

– Мне стыдно.

– Покажи.

Дрожащие пальцы разжали подол, потом медленно его подняли. Дэймен увидел, что сделали с Эразмом, – увидел, что сделали целых три раза.

– Регент тебя так? Говори как есть.

– Нет. В день прибытия нам устроили проверку на покорность. И я… потерпел поражение.

– Так ты наказан за неудачу?

– Это и была проверка. Мне приказали терпеть молча.

Дэймен уже познал вирскую надменность и вирскую грубость. Познал вирские оскорбления, жалящие укусы плетки и жестокость ринга. Но лишь теперь он испытал гнев.

– Ты не потерпел поражения, – сказал Дэймен. – От тебя требовали невозможного. Ты очень смелый, раз попробовал вытерпеть. Стыдиться нечего.

Стыдятся пусть вирские изверги. Стыд им и позор! Дэймен призовет к ответу каждого из них.

– Расскажи обо всем, что случилось с тобой после отъезда из Акилоса, – попросил он Эразма.