Плененный принц

Делать поначалу было нечего, только наблюдать, как приехавшие садятся на коней и ждут сигнала к началу охоты. Дэймен подошел к пологу шатра и выглянул наружу.

Сверкая драгоценностями и отполированными седлами, охотники рассредоточились по залитому солнцем холму. Принцы держались вместе и оседлали коней неподалеку от шатра. Торвельд источал силу и уверенность. Лоран в черных кожаных одеждах выглядел даже строже обычного. Он сидел на гнедой кобыле, красивой, ладно сложенной, с длинными, идеальными для охоты ногами, но беспокойной, норовистой, уже лоснящейся от пота. Лоран нетуго натянул поводья и откровенно красовался, демонстрируя великолепную посадку. Но пока это было чистой воды бахвальство. Подобно военному искусству, охота требует силы, стойкости и мастерского обращения с оружием. И в первую очередь она требует, чтобы лошадь была спокойной.

Возле конских ног вились собаки. Их натаскали для охоты – научили не бояться крупных зверей, реагировать не на зайцев, лис и оленей, а только на санглиеров.

Когда беспокойная кобыла снова заартачилась, Лоран подался вперед, что-то зашептал и с необычной для себя нежностью погладил ее по шее, пытаясь успокоить. А потом посмотрел на Дэймена.

Ну почему природа наградила такой внешностью человека со столь неприятным характером? Светлая кожа вкупе с голубыми глазами редко встречались в Патрах, еще реже в Акилосе и были особой слабостью Дэймена. А уж если и волосы золотистые…

– Хороший конь вам не по карману? – спросил Дэймен.

– Постарайтесь не отставать, – крикнул Лоран Торвельду, холодно посмотрев на Дэймена. Едва он пришпорил кобылу, как она помчалась вперед – так, словно была одним целым со своим всадником. Широко улыбаясь, Торвельд понесся следом.

Вдали затрубил рог, охота началась. Всадники пришпорили коней и устремились на звук. В такт собачьему лаю застучали копыта. По негустому лесу галопом ехать могла даже большая кавалькада. Среди редких деревьев хорошо просматривались и псы, и первые всадники, близящиеся к зарослям погуще. Санглиер где-то прятался. Вскоре охотники скрылись за деревьями на вершине холма.

* * *

В королевском шатре слуги убирали остатки завтрака, который их господа съели, лежа среди подушек. Изредка в палату заглядывали гончие, но их тут же сгоняли с дорогих тканей.

Эразм, покорно преклонивший колени на подушке цвета желтых яблок, напоминал экзотическое украшение. Воплощение ненавязчивого изящества, он прислуживал Торвельду за завтраком, а затем собирал его седельные принадлежности. Короткая туника в патрском стиле оставляла руки и ноги обнаженными, но все-таки скрывала шрамы. Вернувшись в шатер, Дэймен не мог отвести от него глаз.

Эразм потупился, пытаясь сдержать улыбку, и покраснел, медленно и густо.

– Здравствуй, – сказал Дэймен.

– Я знаю, это каким-то образом устроил ты. – Не в силах скрывать эмоции, Эразм буквально лучился смущенным счастьем. – Ты сдержал слово. Ты и твой господин. Я же говорил, что он добрый.

– Говорил, – кивнул Дэймен, радуясь, что видит Эразма счастливым. Что бы юноша ни думал о Лоране, переубеждать его Дэймен не собирался.

– И беседовать с ним одно удовольствие. Ты знаешь, что он приходил со мной поговорить?

– Правда? – удивился Дэймен, ничего подобного не ожидавший.

– Он спросил… о случившемся в саду. Потом предупредил. Насчет вчерашнего вечера.

– Он предупредил тебя, – повторил Дэймен.

– Сказал, что Никез заставит меня выступать перед придворными и это будет ужасно, но, если я не испугаюсь, все может хорошо закончиться. – Эразм с любопытством взглянул на Дэймена. – Почему ты удивлен?

– Сам не пойму. Ничего удивительного. Принц любит продумывать все наперед, – ответил Дэймен.

– Если бы ты не попросил его помочь, он никогда не узнал бы о таком, как я, – сказал Эразм. – Он принц, его жизнь очень важна, и наверняка многие от него чего-то хотят. Я рад, что могу поблагодарить тебя. Если есть способ отплатить тебе, я найду его. Клянусь, что найду!

– В этом нет нужды. Мне достаточно видеть тебя счастливым.

– А как насчет тебя? Без нас тебе не будет одиноко?

– У меня добрый господин, – сказал Дэймен. Учитывая обстоятельства, фраза прозвучала вполне естественно. Эразм закусил губу, золотые кудри упали ему на лоб.

– Ты… влюблен в него?

– Не совсем, – ответил Дэймен.

Повисла тишина. Прервал ее Эразм:

– Я… меня учили, что долг раба священен, что мы почитаем господ своим повиновением, а они почитают нас в ответ. И я верил этому. Но когда ты сказал, что прислан сюда в наказание, я понял, что здесь никакой чести в повиновении нет и что рабом быть стыдно. Возможно, я начал понимать это еще до встречи с тобой. Я пытался убедить себя, что высшая степень повиновения – стать никем, не иметь никакой ценности, но не сумел. Однако, в отличие от тебя, для меня повиноваться естественно, мне нужно кому-то принадлежать.

– Этот кто-то у тебя есть, – заметил Дэймен. – В Патрах рабов ценят, а Торвельд тобой очарован.

– Он мне нравится, – смущенно признался Эразм и покраснел. – И глаза его тоже. Он очень красивый. – От собственной смелости Эразм покраснел еще гуще.