Пленённая льдом

Он скрещивает руки на груди.

– О. – Больше он ничего не говорит.

Я улыбаюсь ему, но его лицо остается маской.

– Пойдем, – решаю я и поднимаюсь с края колодца, на котором так часто сижу, наблюдая, как малышки купаются. Они любят ручей, любят поляну, ежевичные изгороди с их сладкими плодами. Я слышу их веселый визг, слышу, как поет с лебедями Одетта. Ева предлагает игру. Гретхен смеется. Здесь им хорошо, здесь у них все хорошо. Они в безопасности, защищены и оберегаемы. Любимы.

Мы покидаем большую поляну, пересекая маковый луг. Красные цветочные головки тихо парят на нежных стеблях. Выстилают кровавый путь. Потом мы доходим до опушки леса, и прохладные тени ложатся на мою кожу. Деревья шепчутся, их листья тихо шелестят.

Ганс слегка медлит. Здесь – граница. Им запрещено переходить ее, потому что они знают лес так же мало, как и люди, пытающиеся штурмовать его снаружи.

– Пойдем, – мягко говорю я, продолжая шагать вперед. Навес из листвы полностью смыкается надо мной, и солнечный свет остается позади, словно угасающее воспоминание. Я слышу его нерешительные шаги. Он следует за мной. Сердце бьется быстро, дыхание прерывистое.

– Чувствуешь запах леса? – спрашиваю я, касаясь руками коры деревьев, ощущая их изначальную магию, отдавая им часть моей, позволяя им расти, позволяя сиять. – Разве он не прекрасен? Все так мирно и тихо. Я люблю лес.

Два эльфа, хихикая, пикируют вниз, кружат над нашими головами, исчезают в верхушках деревьев. И вот мы пришли, и я приказываю разойтись могучим ежевичным изгородям, защищающим кладбище.

– Подойди и посмотри, что ждет нас, детей-фей, снаружи, в твоем мире. – Я отступаю в сторону, позволяя ему пройти вперед, по проходу среди цветущих нежно-розовых ягодных кустов. Я вижу ужас в его глазах.

– Так много? – шепчет он.

– Так много, – киваю я, и печаль омрачает мой голос. Я останавливаюсь с краю, но он нерешительно идет по рядам белых камней. Надгробные памятники, по одному для каждого ребенка-феи, которого было не спасти. Сотни могил. Ряд рядом с рядом. Он продолжает идти все дальше и дальше, будто не может поверить в это, будто ему нужно прикоснуться к ним, к этим надгробиям, чтобы осознать. И я вижу, как с каждым шагом его сердце превращается в камень.

– Они все мертвы? – шепчет он и оборачивается. В его глазах тоже мерцают слезы.

– Да, – вздыхаю я, и души детей, словно повинуясь молчаливой команде, встают из своих могил, безмолвные и неподвижные, а потом разлетаются во все стороны.