И вдруг ни с того ни с сего он привез нас к театру Шекспира. Я даже не думала, что там будут показывать «Безмятежность». Живя в странном мире грез в доме Миколая, я почти забыла о существовании шоу. Но стоило мне увидеть на сцене Марни и Серену, я сразу поняла, куда мы пришли.
Боже, видеть что-то, что я создала… это было совсем не то же самое, что танцевать. Словно все мои мечты воплотились наяву — полные жизни, реальные. Я не могла дышать.
Я была на множестве репетиций, но видеть шоу во всем великолепии — грим, костюмы, свет и декорации — это совсем другое. Я была так счастлива, что чуть не плакала.
Я должна была сидеть в первых рядах в окружении своей семьи. Таким был бы вечер премьеры, если бы Миколай не похитил меня.
На секунду меня пронзила злость. Я вспомнила все то, чего лишилась за эти несколько недель, — мои танцы, день рождения отца, семестр в университете.
Я перевела взгляд на Миколая. Я была в такой ярости, что чуть не накричала на него. Но он вообще не смотрел на меня — его глаза были направлены на сцену, где шел спектакль. На его лице было выражение, похожее на то, что я уже видела у него спящего. Вся резкость и гнев улетучились, уступив место умиротворению.
И я вспомнила, что вовсе не была лишена танцев в его доме. Я танцевала даже больше, чем когда-либо. Создавая что-то совершенно не похожее на все, что делала раньше. Творение не старой Нессы, а новой — девушки, которая меняется, развивается и растет с каждым мгновением так, как никогда бы не изменилась, если бы осталась дома.
Мой гнев улетучился. Мы закончили смотреть представление и поехали домой. Я думала, что Миколай захочет подняться наверх со мной. Но он поспешил куда-то в другое место.
И вот я лежу и не могу заснуть, пока не услышу звук его подъезжающего автомобиля. Потому что куда бы ни направился гангстер, это небезопасно. Всегда есть шанс, что именно этой ночью он не вернется домой.
Проходит час. Может, больше. Наконец я слышу, как шуршат шины по гравию подъездной дорожки.
Я выскакиваю из кровати, отодвигая пыльные занавески балдахина.
Босиком сбегаю вниз по лестнице в одной ночнушке. Клара забила мои шкафы огромным количеством прекрасной одежды. Но ночные рубашки вызывают мой смех. Они такие старомодные, словно предназначенные для маленькой девочки Викторианской эпохи. Сейчас я, наверное, похожа на несущегося по дому призрака.
Миколай слышит, как я сбегаю по лестнице, и оборачивается. Я вижу на его предплечьях и ладонях длинные царапины.
— Что случилось? — выдыхаю я.
— Ничего страшного, — говорит он.
— Где ты был? — Я хочу дотронуться до него и осмотреть раны, но замираю на полпути. Скорее всего, люди, поранившие Миколая — моя собственная семья. А это значит, что он, возможно, сделал что-то ужасное в ответ.
Мой рот в ужасе открывается.
Миколай видит это. Он говорит:
— Нет! Я не… это не…
— Ты навредил кому-то, кого я знаю?
— Ну… не так…
Я ни разу не видела, чтобы Миколай не мог подобрать слова. Мой желудок крутит. Кажется, меня сейчас стошнит. Я отворачиваюсь, но Миколай хватает меня за плечи и тянет назад.
— Подожди, — говорит он. — Дай мне объяснить.
Миколай уводит меня от входа в сторону оранжереи.
Он ведет меня сквозь густую зелень. На улице почти зима, но здесь все еще тепло и влажно, воздух богат кислородом и хлорофиллом. Мужчина усаживает меня на маленькую скамеечку, на которой сидел сам, когда я впервые проснулась в этом доме.
— Послушай, — говорит он. — Я никого не убил. Я действительно сделал кое-кому больно, но тот хрен полностью заслужил это.
— Кому? — требую я ответа.
— Тому режиссеру.
— Что? — Секунду я недоуменно смотрю на него. Это настолько далеко от того, что я ожидала услышать, что мне требуется время, чтобы собрать все воедино.
— Он в порядке, — говорит Миколай. — Я просто сломал ему руку.
Довольно вольное определение слова «в порядке», но гораздо лучше, чем то, чего я опасалась.
— Ты сломал руку Джексону Райту, — тупо повторяю я.
— Ага.
— Почему?
— Потому что он вонючий вор, — отвечает Миколай.
Я потрясена.
Миколай сломал Джексону руку… ради меня. Это самый странный знак внимания, который мне когда-либо оказывали.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты калечил людей от моего имени, — говорю ему я.
— Люди как он не выучат урок, если не будет последствий, — отвечает Миколай.
Я не уверена, что такой придурок, как Джексон, научится хоть чему-нибудь. Но я не волнуюсь за него, честно говоря. Во мне поднимается совсем другая тревога.
В доме Миколая я совершенно отрезана от мира. Никаких контактов со знакомыми и родными. Я предполагала, что пока меня не было, ничего страшного не случилось. Но я не могу знать этого наверняка.
— Что такое? — спрашивает Миколай.
Он смотрит прямо на меня своими уверенными и ясными светло-голубыми глазами.
В этот момент я понимаю, что за все время, что живу в его доме, Миколай ни разу мне не лгал. Во всяком случае, насколько я могу об этом судить. Временами он бывал груб и агрессивен. Даже преисполнен ненависти. Но всегда честен.
— Мико, — говорю я. — Моя семья в порядке? Кому-то из них досталось?