Пленительная мелодия

Ни за что на свете я не стану одним из тех парней. Если мне придется заставлять ее кончать, пока она не вобьет себе эту мысль в голову, я сделаю это.

Когда я лег к ней в постель, она все еще не спала, но ничего не говорила. Я потянулся к ней. Под простыней она была одета в мою футболку Zeppelin, в которой любила спать, и трусики. Я придвинулся ближе, обнял ее и нежно поцеловал в шею. В ответ она пошевелилась, тихо дыша. Я провел рукой по изгибу ее талии, а затем просунул пальцы под край ее трусиков и стянул их.

Ее рука нашла мою и остановила.

– Я так устала, – сонно сказала она, затем слегка отодвинулась, так что мы даже не касались друг друга.

Так хотелось прижаться к ней всем телом.

Я сдался. Но не собирался обманываться, что причиной тому была лишь усталость.

После шоу Dirty мы трахались всю ночь и почти весь следующий день. А после ее маленькой выходки на нашем свидании она почти не прикасалась ко мне. После того телефонного звонка. С тех пор как она узнала, что Сет собрался с группой, чтобы поджемить, она почти не смотрела мне в глаза.

Очевидно, ее что-то беспокоило.

Видимо, возвращение Сета.

Я откинулся на подушку и попытался расслабиться, но какого черта? Она расстроена, что он играет с группой?

Джесса сказала, что не хочет выступать в качестве гитариста. На самом деле она была довольно категорична по этому поводу.

Другая возможность крутилась у меня в голове весь гребаный день, как бы я ни старался ее игнорировать и просто не делать поспешных выводов.

Может быть, у нее все еще есть чувства к нему.

Да. Черт возьми, может быть.

Кто же знает?

Я никогда не знал наверняка, что происходило между ней и Сетом с самого начала. Что бы это ни было, возможно, она так и не смогла преодолеть это.

Может быть, в этом все дело? Но, черт возьми, откуда мне знать.

Не то чтобы она болтала со мной на эту тему.

Я проснулся с ощущением, что мои внутренности скрутило в узел. Я чувствовал себя столетним стариком, таким сердитым, хрупким и готовым цапнуть. За завтраком Джесса была какой-то отстраненной, возможно, из-за того, что поздно легла, но я не собирался рисковать.

– Так в чем проблема? – спросил я ее. – Мы когда-нибудь поговорим об этом?

Она подняла на меня рассеянный взгляд поверх кружки чая.

– Поговорим о чем?

– Ты скажи мне. Сет вернулся на сцену, а ты ходишь так, словно небо вот-вот рухнет.

Она моргнула, глядя на меня, и медленно покачала головой.

– Нет.

Я бросил вилку на тарелку: яичница, которую она приготовила для меня, была съедена лишь частично, а теперь у меня аппетит и вовсе пропал. Я сидел, кипя от злости, а она смотрела на меня, борясь с желанием перевернуть весь стол, что, казалось, было бы чертовски приятно сделать прямо сейчас.

Так что, да, возможно, у меня проблемы с управлением гневом. Я бы отложил это на потом, чтобы поразмыслить. Но не то чтобы я всю жизнь мечтал переворачивать столы в столовой.

Так происходило всегда. С ней.

Нескончаемая трагедия.

– Нет? – спросил я.

Она медленно покачала головой, ее большие карие глаза смотрели на меня, как у пугливого оленя, который вот-вот убежит в лес без оглядки.

И да, я понял, что так на нее наезжать, вероятно, было последним способом, которым я должен был воздействовать, если все, чего я действительно хотел, – это заставить ее открыться и поговорить со мной, но к черту все. Я взбесился, и, черт возьми, нет, я не хотел об этом слышать. Я не хотел слышать о том, как неловко она себя чувствовала из-за того, что вернулся ее бывший парень, и как это пробудило старые чувства или что-то в этом роде.

Я думал, мы покончили с этим дерьмом.

Она сказала, что это был я – всегда я, а не он. Что я был тем, кого она всегда хотела. Так в чем же, черт возьми, проблема?

– Сет больше не преследует тебя, в этом все дело? – Ее глаза расширились, и я понял, что задел ее за живое. – Знаешь, раньше он ходил за тобой по пятам, как чертов щенок. Может быть, ты скучаешь по этому.

– Я по многому скучаю, Броуди, – сказала она. – Но не по этому. – В ее глазах заблестели слезы, но к черту. Ей не удастся таким образом выкрутиться.

– Если ты хочешь, чтобы я ползал за тобой, – сказал я ей, – этого никогда не случится. Я никогда не буду твоей комнатной собачкой. Так что можешь плакать сколько хочешь. Это ничего не изменит.

Она даже не отреагировала на это, просто отвела взгляд и шмыгнула носом, словно изо всех сил старалась не заплакать, но мне уже порядком надоело, что она плачет… Плачет и не подпускает меня к себе, чтобы я мог просто помочь.

– Ты знаешь, почему я продолжал писать тебе? – спросил я ее. – Все эти годы… даже когда ты так и не ответила? – Она посмотрела на меня сквозь навернувшиеся слезы. – Через некоторое время… в значительной степени я делал это, чтобы помучить себя.

– Не… – сказала она. – Не говори так.