– Думаю, нет.
– Когда ты перестал?
Он помолчал, вероятно, размышляя об этом.
– Думаю, где-то после смерти моего отца.
Здесь была какая-то связь, я знала, что она есть. Броуди никогда не любил говорить о своих родителях, особенно об отце. Он вообще мало что рассказывал мне о себе, за исключением того, что тот умер, когда мне было семнадцать.
– Я помню похороны, – тихо сказала я. Я никогда этого не забуду; в моей молодой жизни было слишком много похорон. Но что меня больше всего поразило в этих похоронах, так это то, насколько они были пышными, сколько на них было цветов, насколько все было изысканно по сравнению с крошечными, скромными службами для моих родителей… и сколько людей пришло на похороны человека, чей сын так и не сказал о нем ни слова. – Ты не плакал.
– Нет, – сказал он. – А ты плакала. – Он переплел наши пальцы. – Ты все время держала меня за руку.
Я провела большим пальцем по его татуировке на ладони, изображающей розу и лозы.
– Эту руку, – прошептал он.
Я поцеловала его ладонь, татуировку.
– И это ты тогда тоже сделала, – сказал он.
Да. Я тоже это вспомнила.
– Так вот в честь чего татуировка?
– Да.
Ого. Мне всегда было интересно… но я никогда не была уверена.
Я была там, когда он делал эту татуировку. Мы с Джесси оба были рядом. Мы пошли в тату-салон за татуировками, которые, как он обещал, мы сделаем вместе, когда наша мама умрет. И хотя у нас были набиты абстрактные ангелы с высокими, гордыми крыльями – у Джесси, большие, на внутренней стороне руки, и у меня, маленькие, на лодыжке, – на руке у Броуди были набиты роза и лозы.
Это произошло сразу после похорон его отца.
– По-моему, ты был немного пьян, – сказала я, вспоминая.
– Может быть, – сказал он. – Немного. Но я знал, что делал.
Я поднесла его руку к губам и снова поцеловала розу. Затем мой взгляд упал на татуировку на его предплечье.
– Ты когда-нибудь объяснишь мне, что она значит? – я провела кончиками пальцев по рунам. –
– Это означает самоограничение, – сказал он. – Сопротивление чему-то. Например, тому, чего ты жаждешь и от чего зависим.
– Спасибо, мистер Словарь, – ответила я. – Но я спрашивала не об этом.
– Нет?
– Нет. Почему у тебя это вытатуировано на руке?
Последовала молчаливая пауза.
– Обещаешь, что не расстроишься?
– Не могу дать такое обещание.
Броуди поцеловал меня в плечо.
– Тогда я тебе ничего не скажу.
Я обдумала это.
– Ладно. Я пообещаю, что не выйду из себя и не начну крушить все вокруг. Но я не могу обещать тебе, что буду чувствовать, когда даже не знаю, что ты собираешься сказать.
Его руки крепче сжались вокруг меня.
– Ее предназначение в том, чтобы напоминать мне, почему я должен держаться от тебя подальше.
Моя рука замерла на том месте, где я водила пальцем туда-сюда по татуировке.
– И почему ты должен держаться от меня подальше?
Его объятия стали еще сильнее, и он сказал:
– Потому что я не могу.
О.
Кто-нибудь когда-нибудь говорил мне что-то подобное раньше? Настолько смело и честно? С такой любовью, болью и смирением?
– Я люблю тебя, Броуди.
Это было единственное, что я смогла придумать в ответ на подобное. И я осознавала, что сказала. Каждой частичкой себя.
Он вздохнул и крепко обнял меня, и я просто позволила ему, позволила ритму его дыхания и сердцебиения стать привычным. Я хотела навсегда запомнить этот момент.
– Я хочу, чтобы ты знала, почему я так себя повел той ночью, – сказал он через некоторое время. – Когда мы приехали забрать тебя с той вечеринки, с Грешниками. Все так, как я говорил тебе много лет назад. Я не буду делить тебя ни с кем, Джесса.
Я обвила его руки своими и крепко прижала к себе.
– Знаю. Я бы никогда не попросила тебя об этом.
– Это просто… – Он прочистил горло, и я могла бы поклясться, что он нервничал, а Броуди на самом деле не нервничал. Я чувствовала, как бьется его сердце у себя за спиной. – Я знаю, что Рони вписывается в эту… обстановку. Но…
– Броуди…
– Я просто хочу, чтобы ты знала: я не считаю тебя шлюхой. – Он уткнулся носом мне в шею, прижавшись ко мне головой. – Ты сказала, что я принял тебя за шлюху, потому что ты пошла на ту вечеринку. Я так не думаю, Джесса. Но я думаю, что тебе опасно ходить на такие вечеринки, – он на мгновение замолчал. – Я знаю, что ты знакома с Пайпером, – осторожно продолжил он, – и, может быть, из-за этого все кажется безобидным… Но ты же не хочешь попасть в тот мир, Джесса, чтобы один из этих парней проникся к тебе симпатией, от которой ты не сможешь избавиться.
– Знаю.
– Я не думаю, что ты на самом деле понимаешь. – Он снова крепче прижал меня к себе, словно боялся, что я могу отстраниться. – Когда я был юным… то какое-то время общался с некоторыми из тех парней. Это было неприятное время.
Что ж… это кое-что объясняло. Я повернула к нему голову, чтобы увидеть его глаза.
– Тот значок, который ты мне подарил? – Он никогда не рассказывал мне, где взял его, но мне всегда было интересно.
– Да, – сказал он. – Тот значок.
– Ну, мне он очень нравился, – сказала я ему. – Знаешь, я все еще злюсь на тебя за то, что ты его потерял.
– Я его не терял.
– Что?
Он тихо вздохнул.