Пленная Воля

Какого Божьего суда
Мне ждать смиренно и уныло,
Когда исчезли без следа
И прошлый я, и то, что было?

И разве Судный День страшней

Всех дней моих, пустых и лживых,
Бессмысленно несчастных дней
И дней бессмысленно счастливых?

Париж. 1925

Тело

Оно рычит от голода и жажды,
А сытое резвится или спит,
Но твердо знает, что живет однажды
И мертвого ничто не воскресит.

Все было бы и просто и прекрасно,

Но дьявол позавидовал ему
И посулил за подвиг ежечасный
Бессмертье, непонятное уму.

Париж. 1925

«Живут у вас поденщиками звери…»

Живут у вас поденщиками звери,
В стеклянных клетках молнии горят,
И боги с видом пьяных подмастерий
О заработной плате говорят.

Но будни надо облекать в отрепья

И жить опасно яростной душой:
Так разрушительно великолепье
Лесных пожаров и любви большой.

Париж. 1925

«Поминки справил я под Новый год…»

Поминки справил я под Новый год
Не радостно и не уныло.
Таков закон: вовек не оживет,
Что полнотой и смыслом жизни было.

Ты не нужна для счастья моего,

И пропастью меж нас легло молчанье.
Но вот бывает, что слышней всего, —
Всех кликов жизни, — вздох воспоминанья.

Париж. 1925

«Завидна людям жизнь моя…»

Завидна людям жизнь моя,
Но за полсотню лет забвенных
Ни разу не было, чтоб я
Сказал: пребудь, о миг блаженный.

Когда на солнце тает лед,

Рыбак сурово чинит сети;
А счастье — это синий свод
Над лужей, где резвятся дети.

Париж. 1926

«Всю жизнь трудиться, чтоб прожить…»

Всю жизнь трудиться, чтоб прожить,
Рожая, выть, как воют звери,
И жалкой долей дорожить,
И жадным заповедям верить.

Легко и просто им гудеть

Торжественной и властной ложью;
И все же: Божьего в труде
Лишь то, что он — проклятье Божье.

Париж. 1926

«Мое окно на уровне земли…»

Мое окно на уровне земли,
Пустынный двор глядит в пустые стекла.
Когда дожди осенние прошли,
Казалось мне: душа насквозь промокла.

Легко войти и в дом, и в жизнь мою,

По лестницам взбираться много хуже.
Но на земле и птицы не поют,
А лишь клюют зерно и пьют из лужи.

Париж. 1926

«Все марево: дела, мечты и знанье…»

Все марево: дела, мечты и знанье,
Одни не тают с былью вековой
Любви мучительной очарованье
И мастером запечатленный строй.

Они пребудут над моей могилой,

И горестный забудется рассказ:
Любимая однажды изменила,
Искусство изменяет каждый час.

Париж. 1926

«Когда безжизненное тело…»