Пленник Зенды. Месть Руперта

Глядя назад, в свете информации, которой я располагаю, я могу проследить очень четко – почти час за часом – события этого дня и понять, как случай, смеявшийся над нашими хитроумными планами, извращал их, ведя к исходу, о котором мы не могли и помыслить. Если бы король не отправился в охотничий домик, наш замысел воплотился бы так, как мы рассчитывали, а если бы Ришенхайм успел предупредить Руперта фон Гентцау, Руперт тоже не поехал бы туда. Но судьба решила по-другому. Уставший король отправился в домик, а Ришенхайм не смог предупредить кузена. Они могли бы не разминуться, так как Руперт – о чем мне поведал его смех – был в доме на Кёнигштрассе, когда я уезжал из Штрельзау, а Ришенхайм прибыл туда в половине пятого. Он сел в поезд на станции у дороги, таким образом, легко опередив мистера Рассендилла, который, опасаясь показываться на людях, был вынужден весь путь скакать верхом и прибыть в город под покровом ночи. Но Ришенхайм, в свою очередь, не осмелился послать Руперту предупреждение, зная, что мы располагаем его адресом, и не зная, какие меры мы могли предпринять для перехвата сообщений. Поэтому ему пришлось доставить новости лично, а когда он прибыл в дом на Кёнигштрассе, его кузен уже уехал. Очевидно, Руперт покинул дом почти сразу же после моего отъезда из города. Он решил прибыть к месту свидания заблаговременно – его врагов не было в Штрельзау, и хотя о его связях с Черным Майклом сплетничали вовсю, Руперт считал, что арест ему не грозит, благодаря защищавшему его секрету. Выйдя из дома, он пешком отправился на вокзал, купил билет до Хофбау и, сев на четырехчасовой поезд, приехал к месту назначения около половины шестого. Должно быть, поезд Руперта проехал мимо поезда Ришенхайма – последний впервые услышал об отъезде Руперта от носильщика на вокзале, который, узнав графа Гентцау, поздравил Ришенхайма с возвращением кузена. Взволнованный Ришенхайм, не ответив на поздравление, поспешил в дом на Кёнигштрассе, где старуха Хольф подтвердила известие. Тогда он впал в нерешительность. Преданность Руперту требовала от него последовать за кузеном и разделить с ним грозящие ему опасности. Но осторожность шептала, что он еще не погиб безвозвратно, что пока ничто не связывает его открыто с планами Руперта, а те, кто знают правду, постараются купить его молчание о проделанном нами трюке, гарантировав ему безопасность. Осторожность победила – Ришенхайм решил ждать в Штрельзау известий о результате встречи в домике. Если Руперт будет убит, у него найдется, что предложить в обмен на неприкосновенность, а если его кузен спасется, он должен быть на Кёнигштрассе, готовясь участвовать в дальнейших планах отчаянного авантюриста. В любом случае, его шкура была в безопасности. Полагаю, именно это заботило его больше всего, а в качестве предлога он сослался на рану, нанесенную Берненштейном и сделавшую его правую руку абсолютно бесполезной – если бы он тогда последовал за Рупертом, от него было бы мало толку.

Разумеется, мы, мчась через лес, ничего об этом не знали. Мы могли догадываться, предполагать, надеяться или бояться, но наша информация оканчивалась отъездом Ришенхайма в столицу и присутствием там Руперта в три часа. Они могли встретиться или разминуться. Мы должны были действовать так, будто они разминулись и Руперт отправился на встречу с королем. Но мы опаздывали. Мысли об этом давили на нас, заставляя пришпоривать лошадей и скакать быстрее, чем требовали правила безопасности. Один раз лошадь Джеймса споткнулась в темноте, сбросив всадника; более чем однажды я ударялся головой о нависающую над тропинкой ветку и тоже едва не вылетал из седла. Запт не обращал на это никакого внимания. Он ехал впереди, не оборачиваясь и не щадя ни себя, ни лошадь. Джеймс и я скакали бок о бок следом за ним. Перед моим мысленным взором стояло видение Руперта, с насмешливой улыбкой протягивающего королю письмо королевы, ибо время встречи уже миновало. Если это произошло в действительности, что нам делать? Убив Руперта, мы удовлетворили бы только жажду мщения – какая от этого была бы польза, если король уже прочитал письмо. Я стыжусь признаться, что сердился на мистера Рассендилла за то, что его план превратился в ловушку для нас, а не для Руперта Гентцау.