Читаем Пленники Амальгамы полностью

Грядущая конференция возбуждает учреждение, будто впрыснутая доза наркотика. Все вдруг начинают суетиться, бегать по кабинетам, по отделениям, откуда черпали фактический материал, и лихорадочно готовить доклады и сообщения. Рулит процессом Берзин, отбирает тех, кому выпадет честь выйти на трибуну. Доклад – это вам не фунт изюму! Перед ведущими отечественными специалистами будете выступать, да и зарубежные гости приедут! А тогда глаз да глаз за темами и идеями, не дай бог скомпрометируете организацию, что полсотни лет самоотверженно борется за душевное здоровье населения!

– Подготовил сообщение? – вопрошают Ковача.

– О чем?

– Ну даешь! Полстраны объехал, кучу материала накопал – и спрашивает! Это ведь шанс, железная основа для докторской!

Лицо Ковача кривит усмешка.

– Накопал, да пока не систематизировал…

– Так в чем дело?! Время есть!

Самое удивительное: ему желают добра. Подталкивают, подсаживают, мол, давай, карабкайся по служебной лестнице, сколько можно в кандидатах ходить?! Даже заклятый друг Земцов осторожно интересуется планами насчет конференции: «Хурал и впрямь намечается представительный, старик, можно блеснуть!»

– То есть ты бы на моем месте непременно выступил?

– Да, выступил бы. По моей тематике куча народу работает, а у тебя на руках уникальные данные!

– Что ж ты мое место не занял? Сейчас бы сам блеснул!

– Честно? Не люблю летать, аэрофобия у меня. Если бы ее не было – фиг бы ты эту синекуру получил!

Успокаивает одно: дома никто не теребит и не подталкивает к научным подвигам. Раньше, когда произносилось слово «диссертация», Валерия начинала мягко давить, мол, никто не запрещает экспериментировать, торить новые пути, иначе говоря – мечтать о журавле в небе. Признают когда-нибудь, но, скорее всего, после смерти, так что лучше синица в руках, то есть докторская, каковая автоматически поднимет и авторитет, и материальный статус! Теперь шкаф окончательно опустел; и туфельки из прихожей безвозвратно исчезли. Почему они вообще здесь находились, туфельки? Может, была любовь? Хотелось верить, во всяком случае, им было о чем поговорить. Иногда они говорили часами – Валерию тогда не раздражали ноу-хау (ее словечко!) Ковача, наоборот, восхищали. Собственно, они и сошлись на этой почве, когда в мастерской знакомого художника Ковач демонстрировал фотографии с портретами пациентов и его в очередной раз тащили на аркане в Союз художников. Стройная, яркая, плюс не весьма трезвая, Валерия буквально вцепилась в него, выпытывая секреты создания изображений.

– Почему ваши скульптуры из пластилина?! Это же недолговечный материал!

– А я не претендую на вечность.

– Как это?! Роден претендовал, а вы не желаете?!

– Не желаю. Мои портреты и бюсты работают здесь и сейчас.

– Ничего не понимаю…

Хозяин мастерской, хохоча, подливал вино в бокалы.

– И не поймешь, Лерочка! Ковач всех нас обскакал, он своими творениями в гущу жизни пробился! Мы и так и этак стараемся, а он раз – и в дамки! Погоди, когда его заметят, Фрейд будет нервно курить в сторонке!

В те годы над головой Ковача сиял ореол непризнанного гения, и женщина растаяла, увлеклась, поверила, чтобы вскоре переехать к нему жить в ожидании будущей (а как же!) славы. Жаль, что путь к славе изобиловал даже не ухабами – ямами, в которых любые мечты можно похоронить. Вот почему спустя годы и возникла синица в руках, поскольку журавль, похоже, улетел на длительную зимовку…

Когда возвращается в пустую квартиру, накатывает тоска. Не может все сразу исчезнуть – вот, например, фартук в цветочек остался на кухне. В ванной на полочке маячит пузырек из-под туалетной воды – пустой, он все равно пахнет Валерией, это ее любимый запах. Всякие мелочи, что накопились за годы совместной жизни, выступают сейчас в роли свидетелей, утверждающих: ты виновен! В чем?! А во всем! Нечего гоняться за журавлями, нормальную жизнь человеку сначала организуй! Одна из мелочей – пушистые тапки, что были привезены ею из последней поездки. Ковач механически надевает их, ходит по комнате. Теплые, мягкие, они тянут в сторону семейного уюта; а поскольку тот утрачен – срочно сбросить их с ног! Лучше ходить в носках, нет – босиком, чтобы выкинуть из сердца то, чего не вернешь!

Он силой усаживает себя за стол. Время действительно есть, он подготовит блистательный доклад о новых препаратах, выпрямляющих закрученные извилины, чтобы участники конференции ахнули: «Надо же, какая безукоризненная систематизация! Как все стройно, логично, понятно! Докторскую степень ему вне очереди, да что там – это готовый членкор!»

Стоя на трибуне, Ковач раскланивается.

– Спасибо, коллеги… Думаю, вы преувеличили мои скромные достижения.

Зал продолжает аплодировать:

– Ничего подобного! Мозг – сложная машина, но вы успешно разгадали алгоритмы его работы! Браво, господин Ковач!

– Погодите, погодите… – машет он руками. – На самом деле тайна работы мозга лежит за пределами мозга!

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза