Пленники Амальгамы

Он дожидается, когда Синицкая скроется за дверью, и двигает следом. Главврач здоровается сдержанным кивком (терпеть не может Ковача), но сейчас важнее – пересечь границу, отделяющую дубак от благословенного тепла. Ковач пересекает, чтобы вскоре почувствовать, как начинают двигаться скрюченные пальцы.

У столика, где выдают бэйджи, он замечает кудрявого персонажа с красным шарфом на шее. На фоне костюмов-галстуков это выглядит вольностью, но главное – тот машет Ковачу, широко улыбаясь! После чего, раздвигая толпу, направляется к нему.

– Бонжур, месье Кова́ч!

Фамилию произносят на французский манер, и тут же вплывает: Бертран… А вот как дальше?!

– Бертран Пиньо, – тычет тот в карточку, что болтается на шее, – помните? Премонтрё, монастырь, наши разговоры…

Француз радуется, встретив старого знакомого, Ковач тоже рад, поэтому приглашает гостя в буфет, чтобы предаться ностальгии. С Пиньо, как и с другими сотрудниками клиники Премонтрё, связаны самые теплые воспоминания, каковые очень кстати: Ковач движется по коридорам, и кажется – его буквально укалывают чужие взгляды, ведь в глазах коллег он – вероотступник, подрывающий устои…

Буфетчики накрывают скатертями столы, выставляют салфетницы и бокалы, то есть посидеть не получается.

– Гран-банкет? – подмигивает Пиньо. – Да, сегодня много гостей… Нашего месье Леви тоже приглашаль ваш начальник… Берзи́н?

– Бе́рзин, – ставит правильное ударение Ковач.

– Да, да… Но месье Леви послаль меня, я немного знать язык.

Пиньо боготворил Выготского, из любви к нему и взялся изучать великий и могучий, что тоже кстати (Ковач французский так и не освоил). Руководитель проекта Мишель Леви боготворил Юнга, русский не изучал, но к новым веяниям относился с вниманием, почему и пригласил Ковача в клинику, расположенную в старинном бенедиктинском монастыре. Более того – выделил целый флигель, а пластилина килограммов сто закупил! Окажись здесь этот плешивый толстяк, выглядевший как аптекарь из рассказов Мопассана, Ковачу было бы приятно; и с Пиньо ему приятно, хоть какая-то защита от колющих взглядов…

– Жаль, курилку ликвидировали! – с досадой говорит Ковач.

– Курилка – это что?

– Место, где курят. Тот самый Берзи́н, чтоб ему пусто было, распорядился!

– Европейский тренд! – разводит руками Пиньо. – Ну ладно, это не есть важно. Надеюсь, сегодня вы будете, наконец, объяснять метод? В Премонтрё вы показывали genial результат… Magnifique результат, но мы не поняли – как это делается?!

Ковач разводит руками: извини, дружище, но за публичное изложение метода меня четвертуют, расчленят и сожрут в сыром виде!

– Не понимаю… Кто будет сожрать?!

– А вот он! – указывает Ковач на Земцова, что тоже заглядывает в буфет.

– Ковач, как всегда, в окружении иностранных гостей? – ухмыляется заклятый друг. – Ну, конечно, он же светило европейского масштаба! Визу-то оформил? На выезд из родной страны?

– Так, хватит глумиться! Бертран, идем!

За спиной звучит мерзкий хохот, и в голове что-то переключается: а не задуматься ли впрямь насчет визы? Да, за бугром есть свои Берзины и Авруцкие, они не дремлют и гнобят вероотступников, что твоя инквизиция. Но ведь есть такие, как Леви и Пиньо, готовые помочь с контрактом, помещением, материалами, и вуаля – твори, выдумывай, пробуй! Он же хорошо помнит, как в разных местах монастырского лесопарка работали коллеги из Польши, Швеции, Греции, даже из далекой Аргентины приехал какой-то дон Педро, предложивший собственный метод. В то время все они были полны энтузиазма, энергии, надежд и, можно сказать – были счастливы! Опять же, появляется прекрасная возможность соскочить, то есть снять свой доклад, чтобы не позориться, после чего и впрямь заняться оформлением документов на выезд.

Внезапно в пестрой людской толчее мелькает знакомое лицо. Или Ковачу кажется? По здравому размышлению, этому человеку нечего тут делать, не его тусовка. И все же Ковач рефлекторно делает несколько шагов в ту сторону, чтобы вскоре в растерянности вернуться обратно.

– Все в порядке? – вопрошает Пиньо. Похоже, на лице Ковача – смятение, остается лишь пробормотать, мол, все в порядке. А в порядке ли? Если мерещится тот, кто назойливо приставал в Пряжске, не давая спокойно отбыть в аэропорт, то пора самому лечиться. Прямо вживе увидел: заостренное лицо, и взгляд такой осуждающий, будто Ковачу выносят приговор. Еще минута-другая, и вспомнится девушка Майя, что привезла с собой мрачную живопись, и которой Ковач тоже отказал. И многим другим отказал, и, если они сейчас появятся тут всем скопом и начнут гнобить, провоцируя муки совести, Ковач натурально тронется головой…

– Вниманию участников конференции! – объявляют по трансляции. – Приглашаем всех в конференц-зал на втором этаже! Заседание начнется через десять минут!

Решение принимается помимо воли. Он специально усаживается в первом ряду, чтобы лишить себя возможности улизнуть, почти не слушает выступающих, и, лишь когда слышит свою фамилию, включается в происходящее.

Помнится, ведущего удивило отсутствие текста в руках.