Читаем Пленники Амальгамы полностью

Главред то и дело собирает планерки, настойчиво предлагая сменить тональность статей, мол, критика должна быть избирательной, не оголтелой! Только мне и впрямь фиолетово: и бывшее городское начальство, и нынешнее (а также будущее на столетие вперед) – мазано одним миром. Все эти хуматоны с их ничтожными страстишками лишь мешают перепрыгнуть стену, за которой, возможно, откроется иной мир.

Лесенкой, что поможет (наверное) перебраться на другую сторону, становятся записи Максима. Перебирая их во время уборки в его комнате, присаживаюсь на продавленный диван и погружаюсь в чтение. В кипе листков, испещренных мелкими буковками, вскоре обнаруживаю нечто любопытное. Мол, безумие завораживает человека, рожденные им фантастические образы – вовсе не мимолетные видимости, что быстро стираются с поверхности реальных вещей. Порождения причудливейшего бреда изначально скрыты внутри нас как некая тайна, как недосягаемая истина! Далее закавыченная цитата (неизвестно, из кого): «Предаваясь беззаконной власти безумия, человек наталкивается на правящую миром мрачную необходимость. Зверь, преследующий его в кошмарных снах – это его естество; вздорные образы, рожденные в незрячей простоте, – это великое, всесветное знание; и в охваченном безумием универсуме уже проступает его последний предел!»

Оба-на! Всесветное знание! Вот лесенка, или, если угодно, пролом в стене, через которую хочу перебраться! Да, истины адские, но очень уж хочется их познать! Вирус Diablo, ау! Кажется, ты хотел чему-то научить, а может, заразить собой (ты же вирус) и вывести в иное пространство? Так выводи! Я лихорадочно перебираю записи, с болезненным сладострастием читая о том, что нелепые образы в душе безумца – отсветы эзотерических истин, закрытых от профанов. Да-да, настоящую мудрость, как и все прочие драгоценности, следует вырывать из недр, она на дороге не валяется! И (естественно!) хранителем недоступного знания является Дурак! Так называемый «человек разумный» различает разрозненные образы, Дурак воспринимает мир целокупно, несет его в хрустальном шаре, что изображен на оборотной стороне картины Босха «Сады земных наслаждений».

Стоп, какой шар?! Там же совсем другое изображено!

Лезу в шкаф, где хранятся альбомы, чтобы обнаружить: на внешней стороне створок шедевра и впрямь нарисована прозрачная сфера, внутри которой – весь подлунный мир! А вдогонку комментарий, мол, рационалист елозит взглядом по триптиху, ужасаясь визуальным метафорам гения, а надо лишь взглянуть на обратную сторону, где бытие предстает в целостности и гармонии…

Мое любопытство не столь противоестественно, как представляется на первый взгляд. Когда-то давно (еще в нормальной жизни) мы с Монахом, помнится, разглядывали в альбоме «Искушения Святого Антония».

– Человек борется с порочными желаниями! – озвучил я простейшую интерпретацию. – Эти бесы и химеры – его естество, так сказать, внутренний мир!

Сашка долго думал, глядя на репродукцию, затем покачал головой.

– Не-а, он борется не с желаниями. Его терзает жало более опасное – любопытство! Его искушает тайное знание, которое может подарить химера или бес! И Антоний, чуя гибельность этого знания, не готов перейти границу!

Я не Антоний, тем более – не святой, у меня с тормозами проблема, то есть хочется перейти границу. Мешает обыденность, что гирей виснет на душе и встает преградой на пути в запретные кущи. Привычная жизнь не отпускает из цепких объятий, будто суровый командир, готовый в любой момент пресечь разговорчики в строю. «Равняйсь! – командует жизнь. – Смирно! Готов к выполнению социальных ролей?!» Однако прикладывать ладонь к виску хочется все меньше, благо обыденность все чаще предстает царством абсурда.

На очередной планерке Субботина не видно, на месте главного восседает крашеная блондинка с перекаченными ботексом губами. Здесь же присутствует банкир Цыбин, известный в городе нувориш. Отныне, объявляется торжественно, редакцией будет руководить Аглая Юрьевна, опытный журналист и общественный деятель, прошу любить и жаловать! Кажется, эта Аглая во время оно была уполномочена Дудкиным раскапывать Курган Славы, чтобы извлечь из-под земли комсомольское послание. При новом губернаторе проект остановили, деятельницу сняли с поста, но в городе подули другие ветра, и вот – опять на коне!

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза