Женька вздрогнул, вспомнив рассказ матери. Мама Двойра и тетя Женя пошли в самом конце зимы на менку. В селе, конечно, тоже голодно было, но хоть что-то у хозяев еще оставалось. Главное было найти населенный пункт поглуше и понеобитаемей. Тете Жене было не впервой, да только одной ей идти смысла не было — все, что могла, давно уже выменяла. Зато вещи для обмена имелись у недавно прибывшей в Харьков мамы Двойры. Деньги, кстати, тоже имелись, но цены на базаре были даже еще хуже, чем сейчас, — не напокупаешься. Вот и пошли. И заблудились. Холодина, пурга, и никакого населенного пункта, куда ни глянь. Уже стемнело совсем, и ноги у горе-путешественниц от усталости почти не двигались. Поняли обе, что, видимо, суждено им замерзнуть тут в поле ночью. Страшная ситуация — двигаться сил нет, а заснешь — так точно не проснешься. Сначала они друг друга как-то понукали, вставай, мол, пойдем. Не позволяли одна другой сдаваться. А потом отчаялись: обнялись, чтобы теплее было, легли в снег и приготовились смерть встречать.
— Ты не бойся, — утешала тетя Женя маму Двойру, — я тебя сюда привела, я и выведу. Мне бы согреться хоть чуть-чуть. Мысль, она ведь знаешь, какая сильная. Позову на помощь, за нами придут. Вот смотри, начинаю думать: «На помощь! На помощь!»
— Это называется телепатия, — поправляла Двойра. — И научно доказано, что ее не существует.
Они почти уже умерли, когда двое незнакомых мужчин переложили их в сани и увезли в тепло. Это были селяне. Отец и сын. Еще засветло они увидели вдалеке две темные фигуры в конце поля и поняли, что городские на менку к ним идут. Потом надолго позабыли о происшедшем. А как стемнело, одолело их такое беспокойство, что не выдержали, пошли искать заблудившихся. И нашли! Хотя вообще-то городских не сильно жаловали и раньше ни о ком не беспокоились. А тут — нашла на них тревога, будто кто-то мысленно зовет на помощь — не отвертишься. Такая вот волшебная телепатия!
— Ну, пожалуйста, тетя Джавгарат, — Ларочка, между тем, не отставала. — Я тебе сейчас одну карточку покажу фотографическую. Мы на память вместе со всеми пленниками Сабуровой дачи снялись и всем по экземпляру фотографии напечатали. Ты внимательно посмотри на каждого. Кто из них преступник?
Лариса полезла в доставшуюся по наследству еще от бабушки сумочку, долго копалась и выудила, наконец, обернутый газетой фотоснимок. Тетя Женя долго рассматривала карточку, крутила то так, то так. Женька обалдел.
— Красавица ты у нас, Лариса! — наконец сообщила результаты своих наблюдений тетя Женя. — И в жизни красавица, и на снимках. Как актриса из кино! Но кто преступник, я не знаю.
— На месте Светланы я бы фотографа стал подозревать, — вмешался Санин. — Только злодей мог снять ее так неудачно. В жизни она куда симпатичнее!
— Ты знаком со Светланой? — насторожилась Лариса. — Так вот откуда книжка!
— Я… — проклиная себя за образовавшееся из-за его растерянности отвлечение от темы, прокричал, наконец, Женька, — …я кое-что хочу сказать! Выходит, за нами следили в то утро! — От разом обрушившихся на Женьку догадок он не мог объяснять что-то внятно. — Ты ведь сразу после похода за водой собиралась за картой к Свете идти, да? — спросил он сестру. — Выходит, эта гадина специально тебя выслеживала, чтобы выстрелить и не подпустить к карте. Выходит, все время пути к колодцу и обратно ты была в ужасной опасности! — Тут Женька взял себя в руки и постарался растолковать все внятно: — Вспоминай, Лариса, вспоминай внимательно! Мы шли от колодца. А перед лестницей встретили жуткую ряженую повію. Ты помнишь?
— На Журавлевке возле лестницы утром? — мигом включился Митя. — Отчего вы мне не говорили? Я бы сразу сказал: факт подозрительный. Место не подходящее. Не могло там быть никаких…хм…
— Ты разбираешься в том, какие места подходят для таких женщин? — возмущенно перебила Лариса, но тут же нашла Мите оправдание: — По долгу службы, я надеюсь.
— Конечно, — хмыкнул Санин. — Нас в рейды часто посылают за порядком следить…
— Да погодите вы! — не выдержал Женька. — Я знаю, кто преступник! Вот эта санитарка, — он указал пальцем на лицо с фотокарточки. — Это… Тося!
С фотографической карточки прямо на него смотрело то самое, навсегда врезавшееся в память, лицо
Глава 17
Из тупика
Света Горленко не до конца еще пришла в себя, но уже почувствовала, что дело плохо. Руки ее были зафиксированы смирительной рубашкой, тело плотно примотано к чему-то твердому. Кажется, к спинке стула. Ни встать вместе со стулом, ни вскарабкаться с ногами на сиденье, чтобы освободиться через верх спинки, не получалось. Завязывал рубашку явно кто-то опытный, умеющий фиксировать больных даже в положении сидя.
Вспомнить, что случилось, не получалось. Пила с Тосей дома чай. Внезапно все вокруг поплыло. Все. Дальше темнота.
«Ох, как же Коля перепугается! — подумала Света, — И надо же, — мы ведь почти поссорились как раз перед всем этим. Он будет так себя корить! Ох, бедный Коля!»