Пленники Сабуровой дачи

Зато теперь он каждый день писал Ларочке записки, которые его друзья и сослуживцы, под опекой которых все еще оставались харьковские больницы, с большим почтением передавали «лично в руки». При этом они неизменно добавляли, что Митя попросил дождаться ответного послания, и Ларочка тут же сочиняла текст. Записки были, в общем, деловые. «Наказан по всей строгости, отрабатываю, потому не навещу, не обижайся», или, там, «Скажи, когда выписываетесь, договорюсь о машине»… Лариса отвечала в том же духе, хотя неизменная подпись «Навеки твой, Митя» располагала к более теплому тону. Впрочем, не в подписи дело. Сам факт спасения пострадавших и то, с какой самоотверженностью кинулся в дело Санин, произвели на Ларочку то самое воздействие, после которого не стыдно признаваться: «Да, этот человек мне нравится, и я готова это признать».

Вспомнив о последствиях взрыва, Ларочка невольно обернулась вдаль, к обломкам бункера.

— Тоже все время это держишь в голове? — На этот раз молчание первой прервала Света.

Лариса кивнула, нервно вздрогнув. Прокручивая в голове все происшедшее и вновь осознавая, что отец был на волоске от смерти, она все еще приходила в ужас.

Да, все могло закончиться куда страшнее.

Женька, тетя Джавгарат, Митя и Лариса тогда как раз шерстили территорию Сабурки. Уже догадавшись, кто преступник — как же нелепо, что за все время пребывания сестры в больнице Женька ни разу не встречал Тосю! — они мчались к кабинету главврача, чтобы телефонировать в участок Коле, но Игнатова на месте не оказалось. Кабинет был закрыт, зато выяснилось, что Коля и Морской находятся где-то на территории больницы.

Страшный грохот, словно от бомбежки, донесся от дальнего корпуса Сабурки в тот момент, когда Лариса, уже отчаявшись найти отца, собралась отправлять Женьку в ближайший милицейский участок. Добежав до места, Лариса ничего не поняла. Вход в бывший схрон превратился в груду обломков. Вокруг витала пыль. Рядом топтались растерянные милиционеры. У места, где когда-то была дверь, издевательски невредимый стоял портфель Морского.

— Стой! Это может быть опасно! — гаркнул Митя, оттаскивая Женьку за шиворот от завала. А сам рванул вперед и чудом уцелел, потому что первая же балка, которую он попытался приподнять, что-то задела другим своим концом и вызвала новые обрушения.

— Спокойно! — прокричал Санин остальным, отскакивая. — Там все еще могут быть живые люди! Завалило только вход! В момент обрушения они могли находиться глубже опасной зоны.

Только тут Ларочка все поняла. Прежде всего то, что «могут быть живые люди» означает, что могут быть и мертвые. Следующие несколько часов Ларису трясло. Тот факт, что сумасшедшая Тося оказалась преступницей, а Ларочка, которой, как выяснилось, нужно было лишь вовремя показать брату фотографию, не догадалась об этом раньше, и теперь из-за этого могли погибнуть самые чудесные люди на свете, практически лишил ее возможности соображать.

Сквозь пелену паники она наблюдала, как к завалу прибыли какие-то люди, как сообщили, что без специальной техники разгрести обрушения не получится, а техника работает в других районах города, и когда прибудет — неизвестно, но надо ждать. Всем приказали не приближаться к завалу, но прибыл хромой следователь — судя по разговорам, начальник Коли — и заявил, что там, внутри, возможно, его люди, поэтому он с места не сойдет, пока все тут — хоть вручную, хоть как — не начнут работы. Ему ответили, что нынче холодает, и порекомендовали попросить в ближайших корпусах теплое одеяло, раз собирается ночевать тут на обломках. Вот тут-то Митю и осенило:

— Лариса, ты говорила, что в эти катакомбы есть несколько входов. Тот участок подземелья, где вы прятали пленников Сабуровой дачи, далеко? Вот и хорошо, что рядом. Что? Тоже завален? Давай посмотрим насколько. Инженер я, в конце концов, или как?

И оказалось, что завал помещения пленников куда менее опасный, чем обрушения у входа в схрон. Разбирать бывшую «пленницкую» пришлось вручную, потому работы хватило всем. Ларочка тоже что-то оттаскивала трясущимися руками, пытаясь не рыдать и не думать о том, что, может, больше никогда не увидит ни отца, ни Свету с Колей.

— Смотрите-ка! — В одной из женщин, присоединившихся к поискам, Лариса узнала своего лечащего врача. — Ты и правда уже на ногах! Хвалю за быстрое выздоровление…

Ответить Лариса не успела, потому что как раз в этот момент, после того, как с громким уханьем мужчины надавили на какой-то сооруженный Митей рычаг и немного сдвинули большой камень, в образовавшуюся дыру высунулась рука. Это был Коля. Оглохший, покрытый грязью и ссадинами, но живой и, в целом, невредимый. Как выяснилось позже, они со Светой тоже рассудили, что выбираться лучше через другой вход в катакомбы, и разгребали все это время завалы изнутри.

— А где Морской? — хотела закричать Лариса, а вместо этого издала тихий стон. Однако Коля и сам уже давал нужные пояснения.

— Я точно видел, что в момент взрыва он был под столом. Нас разделило рухнувшей балкой. Один я ничего сделать не смог, но вместе — сможем. Давайте пробираться!