Пленники

Старуха вышла в сени, позвенела там посудой и принесла каждому по стакану молока и три небольших куска хлеба. Беглецы переглянулись: «поскупилась бабка»! а та, точно угадав их мысли, заметила:

— Сейчас вам опасно много есть, — вижу — изголодались. Я нарочно дала поменьше.

Эта забота тронула и ободрила друзей. Выпив молоко, Великанов спросил:

— Разреши, хозяйка, переспать у тебя сегодня днем. Только днем. А к ночи мы уйдем.

— Что ты! Что ты! — испуганно замахала та. — Я живу одна. Не могу вас у себя оставить… Нет, лучше уж ступайте с богом, не возьму греха на душу.

— В селе есть немцы? — спросил Гарник.

— Всяко может быть… Теперь они повсюду…

Этот неопределенный ответ и то, что женщина отказалась приютить их, заставило беглецов призадуматься.

— Пойду попрошу у соседей какой-нибудь старой одежонки для вас, — сказала между тем старуха.

Она ушла. На мгновение в хате воцарилось тяжелое молчание.

— Выдаст, ребята! Бежим, а? — вскочил Гарник.

— Не болтай зря, — рассердился Великанов, кивнув головой на висевшие в углу иконы. — Бабка верующая!..

— Э-э! — протянул Оник. — «Не возьму греха на душу»… А бывает, говорят и так: «Не согрешишь — не покаешься». Да. Разбирайся тут! Но мы и так должны сказать спасибо — дала хлеба, молока… Эх, если приведет немцев!..

— Я встану в сенях, — сказал Гарник. — Если войдут немцы, ударю первого же чем-нибудь по голове, отберу оружие.

— А что ж, — согласился Оник, — с автоматом мы многое сделаем. Впрочем, мне не верится, что эта старая женщина может предать нас. Просто боится. Чем она виновата! С ней надо было полегче поговорить, а то Иван сразу — бух… «бабка, подержи нас у себя до вечера»… А кто ты таков, чтоб укрывать тебя до вечера?

— Она, по-моему, сразу догадалась, кто мы такие, — сказал Великанов.

— Не так-то легко разгадать человека, Иван! Вы, русские, говорите: для этого надо с ним пуд соли съесть… Мы, вот даже не поздоровались с ней, не спросили, кто она, — и вдруг: «бабка, подержи нас до вечера»… Нет, Иван, по-русски ты говоришь лучше меня, но позволь иметь в таких случаях дело с людьми мне. Сердце каждого человека — сложный механизм. Новый человек — новый замок и ключ нужен к нему новый. Однако что-то задержалась наша бабка…

Гарник поднялся:

— Я пойду посмотрю. Если будет опасность, крикну.

Он ушел, закрыв за собой дверь.

— Вот тебе и Гарник! — усмехнулся Великанов. — Герой! Ночью я, по правде говоря, даже не верил, что он вернется с флягой — и теперь еще вспомнить жутко. Я бы, наверное, не пошел. А помнишь, как он все плакал после смерти брата? Я подумал тогда даже: плакса, хуже бабы!..

Оба покосились на окна.

— Как бы старушка в самом деле не подвела нас под петлю, — сказал Иван. — Давай выйдем. Если покажутся солдаты, успеем сообразить что-нибудь.

Они направились было к дверям, но заметили через окно хозяйку, возвращавшуюся с узелком в руках.

— Зря подозревали, — покаялся Великанов, — честная бабка.

— Конечно, честная! — подтвердил Оник. — Если бы она была не такой — я бы и минуты тут не сидел.

Вслед за старухой в хату вошел и Гарник.

Хозяйка заговорила еще с порога:

— Для всех-то одежды не нашлось. Кое-что собрала у соседей… Одно спрашивали: какого вы роста?

Она обернулась к рослому Великанову.

— Вот тебе рубаха и штаны. Носил их здоровенный, вроде тебя, парень — сейчас он в армии… А, может, также вот, как вы, скитается где-нибудь. Иваном зовут. Мать даже всплакнула, когда достала вещи.

— Я ведь тоже Иван! — проговорил Великанов. — Ну, бабка, кланяюсь тебе низко. А уж ты поклонись матери того Ивана от меня… Не забуду вашей доброты до гроба!..

— А это тебе, — повернулась хозяйка к Онику. — Не обессудь, — старая одежонка. Да придется обойтись, покуда лучше не достанешь.

Оник тут же переодел рубаху. Брюки оказались ветхими — вот-вот готовы расползтись. Старуха, увидав, что он не решается их одеть, посоветовала:

— Ты их сверху одевай, сынок. Твои-то крепкие… А ты, — она посмотрела на Гарника, — ты уж возьми одежонку моего старика.

Из сундука явились на свет много раз латанные штаны и вышитая украинская рубашка.

— Старик на работу ходил в этом. Возьми.

Великанов и Гарник вышли переодеться в сени и вернулись неузнаваемыми. Солдатскую одежду старуха собрала в корыто и вынесла.

— Большое за все спасибо, мать! — сказал Оник. — Кто знает: может, когда-нибудь встретимся, — будут же лучшие времена?.. Тогда и отблагодарим как следует… Да, только не мешало бы снять и бороды. Не к лицу нам они. Дала бы, мать, ножницы, что ли?

— От старика бритва осталась, — неуверенно сказала хозяйка. Заржавела, должно быть, — сумеете ли побриться?

— А где же он, ваш старик? — спросил Оник и, услышав тяжелый вздох — «помер», — произнес торжественно: — Да возрадуется его душа в раю!..

Смахнув концом платка мутные капли, покатившиеся по щекам, старуха достала из комода коробку с бритвой.

— И кисточка тут! Еще кусочек мыла, и мы в пять минут помолодеем, — весело воскликнул Великанов.

Побрившись, Оник ощупал лицо:

— Одни кости!..

Даже старуха, хлопотавшая по хозяйству, увидев всех троих без бород, заохала: