Пленница

Варя совсем не хотела выделиться своей храбростью, нет, она преследовала лишь одну цель – попытаться уехать из поселка среди всеобщей неразберихи. А на заводе, за закрытыми стенами, да еще под неусыпным контролем Твердышева это было сделать невозможно.

– Что ж, тогда хоть детей отвезу, – кивнул Никифор.

К обеду, со слезами на глазах Варя распрощалась с Таней и Машуткой. На дорогу собрав им небольшую поклажу из вещей и еды, она расцеловала их и посадила на телегу к Никифору.

– Варенька, поехали с нами, – плакала Маша.

Танюша тоже сидела, насупившись, и недовольно смотрела на девушку.

– Не могу, милая. Я ведь не родня вам, как я к дедушке вашему просто так поеду?

– Мы будем скучать без вас, – пролепетала девочка и, спрыгнув с телеги, вновь бросилась в объятия Вари.

– Я тоже буду, – Варя обняла ее. Наклонившись над Машей, она тихо прошептала: – Машенька, послушай меня внимательно. Если что случится…

– Что?

– Ну, если вдруг эти разбойники до села деда вашего, до Туманово, дойдут. Не дай Бог, конечно… и село будут жечь…

– Тятя говорил, что не допустит этого, – наивно заявила в ответ девочка.

– Все может быть. Слушай Машенька, не перебивай. Так вот, если вдруг такое несчастье случится, вы с Танюшей в лес бегите, схоронитесь там, слышишь? – Варя перевела дух, прекрасно понимая, что, когда бунтари узнают, что девочки дети управляющего завода, им тоже пощады не будет, оттого она очень боялась за них. – А если не удастся сбежать, то никому не говорите своих имен, и кто отец ваш, поняла?

– Нет.

– Ты запомни, никому не говорите, кто батюшка ваш, иначе убьют вас, поняла, малышка?

Девочка горько заплакала, и Варя начала гладить ее по голове. Никифор заметил, что уже поздно, и стегнул лошадь. Девушка поспешила посадить девочку в телегу и сама, утирая слезы, закричала вслед девочкам, когда они уже отъехали:

– Прощайте, милые! Машенька, помни, что сказала тебе!

– А Варвара Дмитриевна где? – задал первый же вопрос Матвей, едва Никифор поравнялся с ним.

– Не поехала ни в какую. Говорит, что раз все бабы в поселке остались, и она с ними.

– Вот упрямая девка, – процедил Твердышев, пробегая глазами по приезжим селянам, которые слезали с телег и таскали свои пожитки. – А у меня даже минутки нет самому за ней съездить, дел невпроворот.

– Дак, может, все и обойдется, – заметил Никифор.

Твердышев как-то несчастно, мрачно взглянул на него и добавил:

– Танюшу и Машу к деду отвез?

– Ну да, еще днем.

– Хорошо. Приезжих по казармам и конюшням определи. А к ночи в поселок возвращайся, ты там нужнее.

– Слушаюсь, Матвей Гаврилович.

Как и велел Твердышев, все оставшиеся жители, человек около трехсот, в том числе и Варя, на следующий день перебрались со своей скотиной в центральные избы, что окружали церковь. Они запаслись питьевой водой, едой и всем необходимым. Все последующие дни Никифор обучал стрельбе молодых парней-отроков и десяток толковых баб, что изъявили желание тоже научиться стрелять из ружья. Для несения дозора и оповещения был создан небольшой отряд из двух дюжин человек. Главным по отряду был Никифор, его заместителем назначен отец Прокопий, старый настоятель приходской церкви лет шестидесяти пяти. Половину отряда составляли мальчишки от двенадцати до шестнадцати лет. Вторая половина состояла из пяти баб и восьми старых мужиков, которые могли проворно передвигаться. Остальные жители, в основном бабы и дети, занимались приготовлением пищи на всех, ходили на реку стирать небольшими группками, смотрели за скотиной, которую пригнали со всего поселка и делали другие необходимые вещи. Варя была в числе остальных. Никифор определил ее на кухню, с еще несколькими бабами.

Так прошло три дня. Войска яицких казаков подошли к поселку поутру на четвертый день. Это была одна небольшая часть, в семь сотен казаков, от большого сорокатысячного войска яицкого атамана Емельяна, который теперь завладел огромными землями от Каспия до Сибири, устанавливая на подвластных захваченных землях свои порядки.

Как все и предполагали, бунтари напали сначала на завод. Первый же многочасовой кровопролитный штурм города-завода-крепости был умело отбит гарнизоном заводских казаков и рабочими. Ближе к вечеру, так и не продвинувшись ни на метр за заводские стены, главнокомандующие бунтовщиков приняли решение начать осаду. Расположившись неподалеку от завода-крепости, бунтовщики разбили полевой лагерь.

В течение последующих двух дней яицкие казаки то и дело забрасывали на территорию завода послания, привязанные к камням, где призывали рабочих самим сдать завод и избежать дальнейшего кровопролития. В награду за добровольную сдачу завода они предлагали сохранить жизни всем, кто сложит оружие и перейдет на их сторону. Однако заводские ворота оставались заперты, и войско бунтарей уже на третий день вновь предприняло очередную попытку взять штурмом завод. Этот бой продолжался уже до ночи и стоил многих людских потерь с каждой стороны.