Пленница

Вот и в этот сентябрьский вечер она тосковала об Алексее, печально размышляя о том, что, видимо, им и впрямь не судьба быть вместе. Прошел почти год, как она последний раз видела его, еще там, в Иргинском поселении. Она вновь думала об Олсуфьеве постоянно, мучительно, нежно и с любовью. Один раз этим летом она навещала старую мать Алексея. Как раз от нее молодая женщина узнала, что за проявленную храбрость при обороне завода в 1773 году, императрица милостиво пожаловала Олсуфьеву грамоту о прощении и разрешение служить в одном из дальних гарнизонов на границе империи в чине прапорщика. Мать Алексея хоть и была рада за сына, но все же очень печалилась оттого, что место новой службы сына находится так далеко от Петербурга. Уже полгода Олсуфьев служил в Астрахани.

Раздался сильный раскат грома. Варя невольно повернула голову к большому французскому окну до пола, которое было сбоку от нее, открывая чудесный вид на сад. Портьеры были не задернуты, и силуэты высоких деревьев в вечернем мокром саду хорошо просматривались. Свет молнии вновь озарил окно, и молодая женщина остолбенела. Ее глаза отчетливо различили на улице в саду высокую неподвижную фигуру мужчины всего в десятке шагов от окна.

Лицо и облик Твердышева, в черном камзоле и сапогах, явственно привиделись ей, и Варя испуганно вскрикнула, вскочив из-за клавесина. Похолодев до кончиков пальцев ног, она чуть попятилась назад, осознавая, что ей это только кажется, прекрасно зная, что Матвей давно мертв. Он стоял под сильными струями дождя, не двигался, словно окаменев, и смотрел на нее прямо в упор через оконное стекло. Его облик, мрачный, знакомый и опасный, вклинивался в ее сердце. Варя безумными глазами смотрела на него через окно, ощущая, что ей становится дурно. Она непроизвольно пятилась назад и, нечаянно наступив на подол платья, упала. На миг, потеряв ориентиры, она оторвала взор от окна. Тут же поднявшись на ноги, Варенька вновь вперилась диким взглядом в место у дерева, где была темная фигура, но за окном никого не оказалось. Призрак Твердышева исчез.

Окончательно ошалев от увиденного, она бросилась прочь из пустынной гостиной. Бегом преодолев все ступени мраморной лестницы, ведущей наверх, она укрылась в спальне Гриши.

Присев на маленькой банкетке у кровати сына, молодая женщина дикими глазами смотрела на мирно спящего мальчика и не могла понять, реальным ли был человек за окном, или это был лишь плод ее воображения. В те полгода, прошедшие со смерти Твердышева, она часто думала о Матвее, и совесть отчетливо твердила ей, что именно она была виновата в его скоропостижной кончине. Смесь сумбурных воспоминаний о его страстной любви и ее неприязни жгли ее душу тягостными сладостно-горькими воспоминаниями, и она никак не могла выкинуть эти печальные думы из головы.

Спустя пару часов, немного успокоившись, она окончательно утвердилась, что призрак за окном был лишь плодом ее воображения. Именно там, у кроватки сына, она поклялась себе, что начнет новую жизнь, где не будет места трагичным воспоминаниям о прошлом.

Она снова станет счастлива и попытается найти в этом мире новую любовь…

Часть третья. Бунтарка

Поверь, голубка, твою руку

Просил я у отца, не раз.

Но он не понял мою муку,

И дал жестокий мне отказ…

Русская народная песня

Глава I. Гриша

Санкт-Петербург, особняк Андреевских,

1775 год, Сентябрь

Дернув дверь в комнату отца, Варя влетела внутрь тихой спальни и заверещала прямо с порога:

– Батюшка! Гришеньку украли!

Она, не обращая внимания на свой непристойный вид, стремительно приблизилась к сидящему у трельяжа старому дворянину, которого в это время брил камердинер. Длинная полупрозрачная ночная рубашка на девушке не оставляла простора для фантазии, а расстегнутый шелковый пеньюар, как летящий шлейф, развевался за ее спиной. Камердинер, скользнув взглядом по молоденькой хозяйской дочке, быстро перевел глаза на лицо Дмитрия Григорьевича, продолжая убирать с его лица нежелательную растительность.

– Отчего ты так кричишь, золотце? – нахмурился Андреевский, поднимая на дочь взор и отстраняя руку слуги от своей щеки.

Варенька резко остановилась напротив отца и яростно воскликнула:

– Я же говорю! Он пропал! Пропал! – она сглотнула ком в пересохшем горле и, едва держа в себя в руках от неистового дикого волнения, в истерике прокричала: – Ни его, ни его няни нигде нет!

– Может, Лукерья Ильинична вышла с ним погулять с сад? – предположил Дмитрий Григорьевич тихо, боясь подумать самое страшное.

Мысль о том, что именно он виновен в исчезновении внука, вмиг накрыла его черным саваном.

– В такую рань? – уже в слезах выпалила Варя. – Семь утра на дворе, батюшка! А их нигде нет, я уже весь дом оббежала, и никто не видел ни няни, ни моего мальчика со вчерашнего вечера! Я уже всех слуг на ноги подняла! Везде ищут!

Вся на нервах, молодая женщина металась по комнате, не зная, что и думать, и не понимая, куда делся из детской ее годовалый сынок, которого и она, и ее отец безмерно обожали.