Пленница Белого замка

Пока процессия добралась до холма, на котором ждала Ланглива и Корос, дружки проделали этот путь трижды. Лица людей посветлели — своей торопливостью и удалью парни отвели от молодых беду, которую сулили птицы. Шуметь, правда, не перестали.

Сани подъехали к подножию убранного цветными тканями и пестрыми лентами холма.

Магни взошел наверх первым, а меня на вершине встретил Корос. Поцеловал в обе щеки, и отступил в сторону.

А перед нами встала Ланглива. Вид у неё был недовольный, но отказаться поженить нас она не посмела. Как пояснили дварфы еще раньше, в этом случае Корос мог и без неё обойтись. Он — конунг, а значит, может сам представить меня богам и стихиям как жену своего сына.

Воздев руки к небу, шаманка запела. Тихо, протяжно. А потом, вскрикнув, вдруг закружилась на месте, притопывая ногами. Так, беснуясь в пляске, бегом спустилась с холма, и обошла его по солнцу. Песня временами переходила в вой, который подхватили собаки в усадьбе, а иногда Ланглива начинала выкрикивать одно только слово, и его подхватывали все гости.

Нам с Магни надлежало хранить молчание. Вуаль позволяла видеть происходящее, и мне удалось осмотреться.

Прямо перед нами плясал в круге из гладких камней костер. Не один танцевал — с ветром. Море пока сбросило ледяные оковы, но уже слышно, как оно дышит под крепким панцирем. Водная стихия еще спит, но морщины живых волн готовы сменить белую недвижную равнину. Вон, как неспокойна вода в большой полынье! Плещет на лед, сердится на то, что не может освободиться.

А Ланглива, протанцевав вокруг холма, вернулась к нам. Несмотря на прохладный день, на ней легкая одежда и пот струится по лицу. Голос охрип от криков, но шаманка держится.

Даже не переведя дух, представила Магни и меня воде, огню, воздуху и земле как мужа и жену. Попросила быть благосклонными к нам. И — протянула Коросу каменный нож.

Он оказался очень острым. Конунг легко надрезал мне и Магни запястья, проколов вены. Ланглива держала чашу, пока наша кровь, смешиваясь, не накапала небольшой лужицей на серебряное дно. Разбавила красным, тягучим вином, поднесла к губам сначала Магни, потом — мне. Оставшееся разделила между костром, проталиной, прорубью, и несколько капель выплеснула в воздух.

Запястья нам перебинтовали одной полотняной лентой. Рука тихо ныла, а я думала, как объясню отсутствие пореза завтра утром. Он уже начал зудеть под повязкой. У Магни, наверное, болит. Но жених даже не поморщился, словно это царапина. Хотя я видела — Корос надрезал его руку куда глубже, чем мою. Ну, что поделаешь, если северяне так в приметы верят! Дварфы еще вчера мне всю церемонию расписали. Считается, что у кого глубже порез, тот и станет главенствовать в семье. Нет, в том, что мужчина — глава, никто и не спорил. Но в настоящей-то жизни всякое случается. Жена тоже может быть с характером. Вот и осторожничали северяне, принося в жертву богам собственную боль.

Гости внизу кричали, приветствуя вновь рожденную семью. Магни, теперь уже по праву мужа, свел меня с холма за руку, следя, чтобы я не наступила на голую землю. Сани подогнали к самой дорожке из полотна, но, на всякий случай, под полозья кинули овчину. Вдруг невеста оступится.

Как только я устроилась поудобнее, со стороны моря послышалось воронье карканье. До того злое, что, казалось, сама зима решила вернуться на птичьих крыльях.

Но навредить ей помешали. Снова сорвались в галоп хирдманны, а гости подняли гвалт, заглушая карканье смехом и песнями. И не умолкали, пока не добрались до усадьбы.

Там сделали остановку.

Магни спрыгнул с лошади прямо в сани. А его друзья тем временем разложили на снегу широкий отрез ткани. Прикатили бочку, выбили заглушку. В воздухе запахло летом: пряным, кружащим голову хмелем, сладким августовским медом…

Наполнили турьи рога. По самый краешек, отделанный серебром. Старейшины подходили к саням, и, приняв рог, желали нам жарких битв, и не менее горячих ночей. Удачи в море и попутных ветров, что уберегут от штормов. На алую ткань ложились дары: сундучки и ларцы с украшениями и дорогой одеждой, разная утварь. И оружие, которое предназначалось не только Магни, но и мне.

Поздравив, старейшины вместе с женами удалились в Длинный Дом. Их места заняли женатые ярлы и хирдманы.

Снова потек в рога мед, вновь зазвучали приветственные речи, и ткани почти не стало видно под подарками. Пожелав нам счастья, семейные пары удались.

Остались холостяки, да морские жены. Тут, на берегу, их мужья принадлежали другим женщинам. Но и сами они вольны были развлекаться по своему усмотрению!

И началось веселье! Подарки отправили в усадьбу, и с задорными криками, гиканьем и смехом помчались на берег. Там, форштевнем к морю, стоял драккар Магни.

* * *

Борта и резная шея дракона заранее увили цветными лентами. Рукояти весел обмотали яркой тканью. А широкие, специально для этого случая сколоченные сходни устлали ковром.

У них и остановились сани. Магни подхватил меня и, не позволяя коснуться земли, взлетел на корабль. Но, когда переносил ногу через борт, зацепился и упал. Да так, что чуть кости мне не переломал.