Пленница Белого замка

Битва с дикарями аукнулась многим. Почти все получили царапины, а двое оказались серьезно ранены. Стрелы нашли плохо защищенные места, и северянам оставалось только радоваться, что на костяных наконечниках не оказалось яда.

Но заживали раны очень плохо. Перевязывать приходилось дважды в день, вычищая до чистой крови. Её запах частенько будоражил мое чутье, хоть я садилась как можно дальше.

В это раз мне помог ветер. Я жадно поймала его холодные потоки, почуяла запах дыма от костра, каши с солониной и… человеческой крови. Совсем слабый, но Голод требовательно зашевелился, а нити напряглись, ожидая очередной порции колдовства.

Я закрыла глаза, сосредотачиваясь только на сводящем с ума аромате. Голод уже не ворочался, он бесновался, раздирая внутренности железными когтями и выл, да так, что его услышали и северяне.

— Есть хочешь? Потерпи немного…

Не в добрый для себя час Магни решил подбодрить морскую жену. Потому что именно в этот момент я отпустила на волю того, с кем боролась много лет, со дня своего появления в замке, моего союзника и палача. Последнее, что почувствовала, погружаясь в темноту безумия, лопающиеся веревки на лодыжках и запястьях. И крик. Почти такой же страшный в своем отчаянии, как и крик брата тогда…

Разбудил холод. Глаза не открывались, ресницы склеила какая-то корка. Пришлось сдирать ее руками. Она крошилась, рассыпалась на множество крупинок, а попав под веко, царапнула глаз.

Высохшая кровь покрывала не только меня, а и землю, камни, скарб, что перенесли с корабля. Кишки вперемешку с кусками тел, гирляндами свисали с валунов, а глаза оторванных голов незряче пялились в никуда. Но это ничто по сравнению с тем, что я устроила на поле боя много лет назад, повинуясь королю, которому служила столь же рьяно, как и первый Орв, отдавший ради господина Замку собственного ребенка.

Голод ворочался где-то глубоко. Даже такая жертва не утихомирила его насовсем. Нити дрожат, готовые порваться. Пытаюсь их укрепить, надеясь услышать на том конце Замок. Отклика нет, но и это уже привычно.

Ощущения от засохшей кожи неприятные. Я скидываю грязную одежду и спускаюсь к воде.

Лето здесь, на севере больше напоминает раннюю весну, когда солнце уже превратило снег в лужи, а на то, чтобы прогнать холод, сил не хватило.

Преодолевая озноб, как следует прополаскиваю плащ и платье в море. Но соленая вода только сделала вещи тяжелыми, едва размочив кровавую корку. Так не пойдет! Нахожу камень и, скомкав ткань на валуне, как с силой прохожусь по ней, вкладывая в удары все силы. Их немного, так что вожусь долго. Наконец, одежда более-менее отстиралась. Раскладываю ее на камнях, сохнуть на солнце и ветру, и занимаюсь собой.

Зола, пропитанная кровью, непригодна для мытья. Чистого песка нет ни на суше, ни в море. Только гладкие, окатаные водой камни. За неимением лучшего сойдут и они. Нахожу голыш поудобнее и, погрузившись в воду по самую шею, тру кожу. Так, что скоро непонятно, отчего ее пронзает тысячи игл: от камня, или от холода.

Тереть лицо не решаюсь. Складываю ладони ковшиком, и, набрав воды, плещу. Провожу пальцами по лбу, щекам, стараюсь смыть остатки крови с ресниц, полощу рот, избавляясь от привкуса железа. И, наконец, волны смыкается у меня над головой, смывая бурые подтеки.

Если когда-нибудь придется рассказывать о Севере, кроме холода я вспомню только цвет. Серый. В серой воде порскают серебристо-серые рыбешки. Серые камни на дне почти не видны в мутном мареве. Даже водоросли, и те имеют серый оттенок.

На суше серый гранит выглядывает из зарослей серого лишайника, а сизовато-зеленый мох убивает яркость летней травы. И даже зимой, когда солнце припорашивает снег сверкающей алмазной пудрой, серые стволы голых осин и рябин тут же остужают этот фейерверк.

Но еще я узнала: серо — не значит некрасиво или скучно. Так можно думать к югу отсюда, когда осенний дождь монотонно убивает краски жизни, заставляя гнить то, что цвело и радовало глаз. Здесь, на Севере серый — это великолепно! Сотни оттенков, от красноватого до почти черного. Наверно, красивее только белый. Ослепительный, чистый цвет стен моего Замка.

Выныриваю. Воздух шумно врывается в легкие, и я долго лежу на едва прогретых солнцем камнях, согреваясь после купания. Но кровь смыта, и Голод понемногу успокаивается.

Все же придется его разбудить. Мое платье не высохло, а ходить голой, подставляясь холодному ветру, удовольствие сомнительное. Я, конечно, могу это перетерпеть, но зачем, если есть чистая одежда?

Корабль, наполовину вытащенный на берег, терпеливо ждал. Но те, кто заботился о нем, уже никогда не подставят плечи под начавшие темнеть борта, не отпустят купаться в море. Он разделит их судьбу — сгниет здесь, в окружении молчаливых камней. Если только не появится кто-то, способный заявить на него права.

Если это произойдет, все будет хорошо и для меня. Сейчас я смогу объяснить, почему хирд омыл камни кровью. Когда тела разложатся, а доски корабля съест гниль, придумать легенду будет почти невозможно.