Пленница Белого замка

Они напоминали вассала и сеньора. Дагфар всегда обращался к отцу по титулу, а тот ни разу не повел себя, как отец. Но остальные не удивлялись, хотя кормщик на нашем корабле совсем по-другому общался с двумя сыновьями. И я приняла это как должное. Кто их знает, этих северян. Может, так у них положено?

Но Вегард, молодой паренек, которому нравилось наблюдать за мной, пояснил: Дагфар — сын рабыни, а не законной супруги. И все, что ему может дать отец — имя и умение владеть мечом. Даже корабля с дружиной не получит ярл от Короса. Это дар законному сыну.

Понять, о чем толкует Вегард, было сложно — слова давались с большим трудом. В семейных переплетениях я так и не разобралась.

Неожиданно пареньку понравилось объяснять мне, что к чему. Так у меня появился учитель. Обучение пошло быстрее. А Вегард занял скучные дни. Он маялся без дела, жаждал битвы! О чем мне и поведал. А заодно посетовал, что тот бой, когда меня взяли в плен, оказался скучным — мы слишком вяло сопротивлялись. К тому же добыча попалась скудная.

О моих чувствах при этом Вегард даже не подумал. Да, северяне и вправду — дикари.

А еще он мне объяснил, почему меня побили, когда я хотела рассмотреть резьбу на форштевне. Нельзя рабам на нос корабля! Тем более — рабыням. Это место героев — вождей и воинов, чья храбрость стала легендой. Даже ему, Вагарду, пока не дозволяется без дела ходить туда.

Я запомнила. Мне все равно, лишь бы до берега скорее добраться. Там можно попробовать убежать. И я продолжала скоблить котел, стирать пропотевшую одежду и терпеть Короса.

Земля, к которой мы, наконец, причалили, совершенно не годилась для побега. Жить, впрочем, там тоже казалось невозможным, но это была настоящая, твердая земля. Хотя качалась она под ногами не хуже палубы. Я присмотрела поблизости валун и сумела до него добраться. Валиться на песок, подражая северянам, не достойно дочери Дома Орвов.

Пленники, выведенные с кораблей, тоже попадали. Их даже не развязали. Отдышавшись, они принялись оглядываться, радуясь, что смотрят не на вечно вздыхающее море. Но жадным глазам открылся только крохотный островок с парой чахлых деревьев, обросших лишайником. Зато между ними журчал родник!

Запах пресной воды заставил подняться. Я поковыляла на звук, желая смыть с лица соль, она не лучшее средство для нежной женской кожи.

Источник оказался совсем рядом. Маленький ручей звенел, перекатываясь по руслу, выточенному в граните. Сколько же ему времени понадобилось, чтобы так источить камень? И не только путь себе пробил, но и чашу выдолбил, пусть и на два глотка.

Почему, когда пить не хочешь, вода не имеет ни вкуса, не запаха? А при жажде та же вода кажется сладкой ты пьешь, пьешь не останавливаясь. И умываешься, пригоршнями кидая прозрачные брызги в лицо. Кожа сразу перестает казаться старым пергаментом.

Отдохнуть мне не дали. Тычком отправили обратно на берег, а там вручили бурдюк. Следовало пополнить запасы. Да и сменить протухшую за время пути воду.

Остальные пленники тоже трудились. А меня поставили к котлу. Горячее в этот раз готовили не только для северян, но и для нас. Правда, варево различалось: в котле хозяев плавали куски солонины, пленникам пришлось довольствоваться простой кашей с подгнившим луком.

После еды разбили лагерь. Северяне притащили с кораблей шесты, доски и тюки ткани. Даже не представляла, что они все это в море берут. Вскоре под деревьями раскинулись большие шатры, а в них рядами стояли кровати. Простые — на разборной остов натянули толстую кожу, но удобные.

Пленников оставили спать прямо на земле, у костра. И Корос этой ночью не позвал меня к себе, хотя его ложе отделялось от остального помещения шатра разрисованной драконами занавесью. По мне — все удобнее, чем при всех. Но северянин, видимо, был другого мнения.

Стоянка длилась три дня. На четвертый, уже в сумерках, к берегу подошел еще корабль. Он совсем не походил на узкие боевые драккары, и я присмотрелась к нему получше.

Я не ошиблась: те, кого так радушно принимали северяне, оказались моими земляками. Речь пришельцев слегка резала слух, за полтора столетия слова приобрели иное звучание.

Но что забыли ассалийцы в глубине Горького моря? И почему так спокойно сидят у костров, разделяя пиво и мед с теми, кем матери в Ассалии пугают детей?

Деньги. Что еще погонит торговца на край света? Людская жадность осталась неизменной за годы моего отсутствия, а может, и возросла. Вон, как таращатся на подарки, которыми обменялись. Мне отсюда не видно, но судя по блеску в глазах, довольны обе стороны.

А мне, пожалуй, стоит поинтересоваться соотечественниками. Может, с ними я быстрее попаду домой. Кто из них не побрезгует поговорить с рабыней?

Молодой купец не возражал, когда я то и дело подливала мед, охотно прикладывается к рогу. Пожалуй, с ним мне будет легче всего. Недаром говорят: что у трезвого на уме…

Но это не про торговцев. Даже совершенно пьяный, купец не выдал ни клана, к которому принадлежит, ни дальнейшего пути каравана. Зато я получила предложение покинуть северян ради него, Бурга.