Служанка хлопнула меня по спине и жестом велела идти за следом. Мы вернулись в клеть, и вошли в другое крыло дома — точную копию первого, только чуть меньше размером. Так же столбы держали крышу, и в глубине на возвышении стояло высокое кресло со скамеечкой для ног. Но теперь никто не мешал рассмотреть все как следует.
Вдоль стен тянулись широкие лавки. Такие же, как в людской в доме отца. Челядь спала на них ночью. Значит, здесь похожие условия. Меня толкнули к стене и велели ждать.
Тут, с краю, сиденья покрывали дорожки, сплетенные из тряпичных полосок. Ближе к возвышению их сменили овчины.
Деревянные стены закрывала вышитая ткань, резные доски, а за троном висел настоящий ковер. У матушки в комнате был такой же, стоил он немало, и мама долго ругала отца за расточительность. Значит, и до севера дошли творения мастеров далекой страны, полной легенд?
Серебряная посуда стояла на высоких поставцах. Некоторые вещи показались знакомыми — такие делали в Ассалиии и Вейфарте. Может, какие-то из них принадлежали и моему роду.
В зале сидело несколько старух. Они возились в углах, не обращая на нас внимания, пока служанка не позвала. Убедившись, что её услышали, она умчалась, только оббитая медвежьей шкурой дверь хлопнула. Одна из старух оглядела меня со всех сторон и поманила за собой. Я снова оказалась на улице, но уже во внутреннем дворе. Проводница вошла в сарай, к скотине. И ткнула пальцев вверх. Там, над стойлами сделан был помост. На нем и жили рабы. Отныне я должна жить тут, в коровнике.
Сейчас, в середине дня он пустовал, так что было время осмотреться. Света, проникающего сквозь открытую дверь, вполне хватило.
Скатанные овчины. Груды тряпья. На маленьких, грубо сколоченных сундуках деревянные миски и ложки. Жить можно. Вши мне не страшны, гораздо хуже запах, поднимающийся снизу, из коровьих стойл. Он настолько въелся в дерево, что чисти, не чисти — не выветришь. Зато зимой будет тепло от дыхания животных. Холод я переносила плохо — мысли путались, словно замерзшие, приходилось одевать побольше одежды и сидеть у камина. Тут у меня не будет мягких, шелковистых мехов, хорошо, если овчину дадут. А зима близко — кое-где березы уже начали менять зеленый наряд на золотистый.
Пожалуй, пока не трогают, надо отдохнуть. Пол под ногами до сих пор качается, словно я на корабле, а не в доме, крепко стоящем на берегу. Хотя кто этих северян знает? Может, и земля у них плывет по морю. Тогда не удивительно, что они уходят так далеко от родного берега. Это просто, если дом следует за хозяином.
Доски помоста чисто выметены, да и не задерживается грязь, сваливается в большие щели. Зато и сена не постелить, все вниз утрусится. Дома у отца челяди отводились особые комнаты — людские. Даже для конюхов и скотников предназначались отдельные помещения. Люди не жили вместе со скотиной. Ну, а в Замке животных вообще не было, их держали в деревне.
Я нашла овчину, которая казалась почище остальных. Но пыли в ней было немеряно. Вытряхивать я не стала, побоялась задохнуться. Да и зачем заботиться о чужих вещах? Все равно придет владелец и отнимет. К тому же, не должна дочь Орвов прислуживать простому рабу. Пусть остальные и считают иначе.
Овчина оказалась мягкой, лежать было даже удобно. Завернув край под голову, я закрыла глаза. Земля тут каменистая, как в родных горах. Возможно, получится связаться с Замком.
Но увидела лишь темноту, а уши слышали звуки, долетающие со двора. Замок, даже если и почуял мой зов, не спешил откликаться. Нити, связывающие меня с ним, совсем истончились. Усталость взяла свое, от бесплодных попыток разболелась голова и я заснула.
Пробуждение было резким. Сильный тычок в бок, так что перехватило дыхание, прогнал сон. Открыла глаза. Надо мной, зло бормоча, наклонился мужчина. Короткая борода подстрижена неровно, клоками, но ветхая одежда аккуратно заштопана. Заплат столько, что это уже напоминает наряд ярмарочных скоморохов. Неужели хозяева так скупы? Неужто не стыдно перед людьми? Матушка всегда говорила, что внешний вид слуг скажет гостю куда больше, чем все драгоценности Дома, выставленные на показ.
Но надо вставать, пока этот бородатый не рассердился еще сильнее. Тут мне нужны союзники, а не враги. За оскорбления отплачу потом. В том, что бородач призывает на мою голову проклятья, сомнений нет.
Пусть орет, лишь бы руки не распускал. Я не понимала, чего он хочет. Тычет в овчину — недоволен, что спала на ней? Все-таки люди неблагодарны! Сегодня бородач будет спать в относительном комфорте — половина вшей передохла. Правда, сначала меня покусали, но я переживу. Эх, размазать бы крикуна по стенке, чтобы знал, как на леди голос повышать, да не могу. Придется быть вежливой.
— Простите, я не понимаю. Может, здесь есть кто-нибудь из Ассалии?
Судя по воцарившейся тишине — никого. Странно. Раз уж северяне не боятся заходить в Ассалию, у них должны быть и рабы оттуда. Может, позже встречу?