И, кстати, не только еврейский это вопрос. По такому же точно принципу совсем недавно неподалёку отсюда, в Руанде, титульная нация хуту порубила в капусту чуть не миллион своих «евреев» тутси. А чем в принципе отличались этнические разборки между азербайджанцами и армянами в Нагорном Карабахе? У киргизов свои «евреи» — узбеки.
Казалось бы, много ли надо ума туземному инженеру, бухгалтеру, учителю, врачу, чтобы понять, что ему нечего делить с коллегой-евреем, который точно так же живёт от зарплаты до зарплаты. Понять, что оба они обмануты, и что обман инициируется халявой, которая разжигает вражду между трудягами. И что одна халява ничуть не лучше другой.
Но, как мы все уже могли заметить, понимание такого рода толпе никогда не было доступно. Даже более-менее интеллигентной толпе. И даже если кому-то это вдруг станет ясно, и он попробует убедить в этом других, заранее можно предвидеть, что ничего у него не получится. Такова природа человека, а против природы не попрёшь.
Эндрю тяжело вздохнул и замолчал. Молчали и все остальные, переваривая услышанное.
— А вот скажите, дяденьки, — неожиданно подала голос молчавшая до сих пор Ксения, — что же делать нормальному, интеллигентному человеку, который сам всё, что вы здесь рассказывали, понимает, и которому невыносимо уже жить в такой стране, задолбала его уже халява, и никакого просвета в будущем?
— Я вижу три возможных сценария, — медленно, как бы раздумывая, проговорил Эндрю. — Встать и уехать. Сидеть и терпеть. Или переделать мир.
13. УКРАДЕННАЯ РЕЛИГИЯ
— Идите скорее сюда! — закричала Тина, смотревшая телевизор в гостиной. В голосе её неожиданно прозвучали совершенно несвойственные ей истерические нотки.
— Что случилось? — бросился к ней из-за своего письменного стола Джеймс, почуяв неладное.
— Посмотри на этого сукина сына! — девочка указывала пальцем на экран телевизора. В глазах у неё стояли слёзы. — Он же нашу религию проповедует, слово в слово!
— Что? — с растерянным видом спросила появившаяся у неё за спиной Моника.
— Садись, послушай! — Тина чуть не плакала. — Дерьмо поганое! Ворюга!
Телевизионный проповедник тем временем вещал с экрана проникновенным, убеждающим тоном: