Пляс Нигде. Головастик и святые

Оказалось, что не каждому дано видеть мир огненным. Только избранные на это способны, человек 8-12, примерно, из 50, выживших в Бездорожной. Остальные – в пролёте. Хотя они честно пытались разуть глаза. Раздевались и прыгали в реку с такой-то матерью, но через пять секунд околевали от холода, выскакивали из воды, как твари дрожащие, с недовольными рожами, с таким, знаешь, выражением, типа – “Ну вот, опять наебали! И так всю жизнь!”

Сидя в реке, мы наблюдали за этим феноменом и строили догадки, но понять не могли, в чём разница между нашими организмами.

– Терпения им не хватает, – полагал Молодой Мафусаил. – Сказано: Господь терпел и нам велел.

– Да? А что они, по-твоему, всю жизнь делают? – Возражал Седьмой. – Только этим и занимаются, терпилы. Их ебут, они крепчают. И верят в каждый мудацкий кирпич, из которых сложен их мир.

– Ты, Сёма, про кирпичи откуда знаешь, не выехав ни разу из деревни? – ворчал Трактор. – В книжках читал? А мне как-то на стройке прилетело по спине. И я тебе так скажу: ты можешь в кирпич не верить, но бьёт он больно.

– Если я скажу, что ты мудак, тебе тоже будет больно. Значит, моё слово имеет вес?

– Ты лучше так не говори, Сёмушка. Притоплю.

– Конечно, притопишь. Знаю я твою тупую силу, железный дровосек. Металлист чугунный! Вообще странно, что твоя туша не идёт на дно, оказавшись среди избранных. На вид такой же болван, как большинство населения.

– У большинства нет души, – сообщал Принцип, подплывающий к нам иногда от лица божественной троицы.

– Возражаю, – кричал я, – против классового расслоения! Если у нас есть, то почему у других отсутствует?

– Чубайсу, наверное, запродали вместе с ваучерами, – хихикал дед Герой, качаясь на волне, как на перине, при всём параде – в пиджаке и с медалями.

– На всех не хватило, – отвечал Принцип. – Вы так стремительно размножаетесь, что не напасёшься. Надо было выбрать для одушевления менее похотливых тварей. Например, ящеров. Рептилии никогда бы не построили такую зверскую цивилизацию.

– Хочешь сказать, что раньше у всех была душа?

– Когда “раньше”?

– Ну, я не знаю. Например, в каменном веке, когда нас было мало.

– Вас и сейчас немного. И живёте вы без электричества. Чем не каменный век? – ехидничал Принцип. – Хотите, покажу мамонта под землёй?

Но это мы и без него видели. И не одного только мамонта. Кого там только не было! Игорёк, который сроду не посещал музеев, очень любил разглядывать допотопных гадов сквозь толщу земли. “Драконы, драконы! – кричал он. – Смотри, мама!” Но Лизке это было скучно. Ископаемые её не возбуждали, ей хотелось теплокровного самца. Она кружила по периметру нашей компании, и сиськи у ней, облепленные мокрым платьем, торчали, как подводные мины.

– И зачем вы всю дорогу ругаетесь, мужчины? – мяукала Лизка. – Вы оглянитесь вокруг – как красиво! (Это она на себя намекала.) А что там ваши души? Кто их видел? Может, там и смотреть вообще не на что? – и начинала хихикать, словно водяной схватил её за самую красоту.

– Душа материальна, – объяснял трезвый Ленин с того света. – Девять грамм, как в аптеке.

– А кто рецепты выписывает?

– Он, – Принцип указывал на ГБ и нырял на дно, чтобы избежать дальнейших расспросов.

Горько было видеть неравенство половин, на которые разделился народ. Мою личность приятно грела мысль о том, что я такой везунчик и вытянул правильный билет. Но душа была не на месте. Изнутри скребло чувство совести перед этими доходягами на берегу. Я умолял Господа сделать так, чтобы все получили одинаковые сверхспособности. Чтобы никто не ушёл обиженным. Восстановить утраченную справедливость. В ответ Он смеялся. Это было Его любимое занятие. И такое заразительное, что меня тоже быстро пробивало на хи-хи, и вопросы рассасывались, как таблетка на языке.

Когда успокаивался, смотрел по сторонам. Мир горел, не сгорая. Ничто не появлялось из ниоткуда и не исчезало в ничто. Даже рукопись на чердаке Седьмого, которую в восемьдесят мохнатом году оставил один поэт, была несгораемой.

Я довольно быстро сообразил, почему это так. Ты, конечно, можешь написать британским учёным, но лучше меня послушай. Сейчас я приведу пример: допустим, у тебя были деньги, и ты их пропил или потерял. Скажешь, они исчезли? Нет. Деньги просто ушли от тебя по закону круговорота бабла в природе. Вот поэтому ты такой несчастный, из-за своего рыночного отношения к жизни. А раньше всё было по-другому: люди жили натурально, обменивались дарами природы и не страдали от колебания валют. При чём тут огонь? Так деньги руки жгут. А время – деньги. Вот мы и жаримся на вечном огне времени. Всё очень просто, когда лежишь в воде рядом с Господом.

Сам по себе я бы не выходил на сушу, если бы не Кочерыжка, оставшаяся на берегу. Любопытство и упрямство надвое разрывали её сердце, пока я плавал перед ней туда-сюда, словно ихтиандр, и заманивал к себе, в святую воду. Видно было, что она очень хочет нырнуть, но не решается сойти с места, как статуя острова Пасхи. Кочерыжка говорила:

– Я боюсь.

– Любимая, поверь на слово, здесь тепло, как в ванне.