Плясать до смерти (Роман, повесть)

...После второго года обучения была практика по механизации производства. Мы работали в широких и жарких степях Заволжья. Туда завезли американские комбайны, но работать на них было некому, и пришлось учиться нам. Меня поставили комбайнером на прицепной комбайн фирмы «Холт», а местного рабочего назначили штурвальным. Работа была сложной и напряженной. В засушливой степи пшеница вызревала очень короткая, и приходилось держать режущую часть хедера очень низко. При срезании малейшей сухой кочки она попадает в комбайн, и тот оказывается в облаке пыли, которая целиком накрывает и нас. Комбайн останавливают и ищут возгорание. Поэтому умелое управление хедером — большое искусство. Комбайн тащил большой гусеничный трактор, и слаженная работа с ним тоже на совести комбайнера, как и работа молотилки и своевременная выгрузка готового зерна в грузовик. Только успевай! А мне ведь еще не было семнадцати. Чем я, кстати, был очень горд. Наш агрегат посетил американский инструктор. Он приехал на «виллисе» вместе с красивой переводчицей. Посмотрел на нашу работу и сказал «о’кей», и ничего больше. Так что и переводчица не понадобилась. А может, это и не переводчица была. Я получил за ударную работу (за угарную работу, как шутили друзья) от руководства шерстяные брюки и джемпер. Было сорок градусов жары, пыль закрывала небо, и друзья мои смеялись над таким подарком, требовали, чтобы я всё это надел. Но я решил подарить джемпер сестре Татьяне, а брюки поберечь. Но не получилось — их в первый же день украли из палатки, где мы жили.

Тихое, гулкое поскребыванье на веранде прервало мое чтенье — я, как зверь уже, знаю каждый звук! И каждый в разной степени бьет по нервам. Приятных звуков не осталось. Поскребыванье значит, что отец подтаскивает к себе пустую трехлитровую канистру... но как, интересно, он собирается в нее сикать (почему-то именно это слово принято в нашей семье), если он не может стоять на ногах? Лежа на боку? Приятная тема для размышлений — но надо вставать и идти. Не встану! Над его мемуарами сижу! Надо уметь игнорировать тяжести. Не всё замечать... маленькая хитрость. Которая обернется большой бедой.

— Встань, отец. Отвинчивай крышку и одной рукой банку держи, а другой... вынимай свой... предмет. Понял меня?

Смотрит в сторону, громко сопя: не нравится! Да и я не в восторге.

— У меня есть... одна насущная потребность, — виновато улыбаясь, тихо произнес он... я даже склонил к нему ухо — мол, громче говори.

— Посрать! — вдруг придя в ярость, рявкнул он так, что я отшатнулся. Все, наверное, пошатнулись в радиусе километра вокруг! Мгновенно, конечно, сообщение это по всему миру разнеслось.

— Слушаюсь... Пошли.

Я уже центнер этот за подмышки держал, но тут слегка подбросил, получше перехватил: путь, чай, неблизкий! И непростой! Пришлось лбом его двери открывать, разумеется, в мягкой манере! Он тихо стонал. «Терпи, казак. Атаманом будешь!» Всю жизнь он мне это говорил... теперь я ему это говорю.

— Валера! Он упал... там!

Всё привычно уже... но с новыми оттенками. Конечно, я покинул его. К его же собственной рукописи отлучился! Мысль, что я должен ждать, причем не за дверью, а рядом с ним, у «очка», со всеми вытекающими и вылезающими последствиями, сперва не нравилась мне... но теперь уже нравится! Теперь зато мне с улицы в окошечко лезть — перед тем, как упасть, он еще и закрылся.