Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира

Подтягиваясь на руках, она выползла на камни. Камни, как на берегу озера. Не болотные. И теплые. Юмеко прижалась к ним щекой – какие они гладкие, округлые, обкатанные водой! Желчь еще жгла ей горло. Юмеко моргнула. И еще раз. Туман разошелся над водой, но по-прежнему застилал сушу.

Сквозь золотистое вечернее марево снова закапал дождь. Крупные, редкие капли тяжело шлепались на камни, на раскинутые руки и ноги Юмеко. Потом сменились легкой моросью, пронизанной солнечным светом и сиявшей, как мед. Но у Юмеко уже не оставалось сил на восторги: она равнодушно смотрела на каменистую отмель, протянувшуюся вдоль берега.

И вдруг издалека донесся резкий звук. Как будто знакомый… но Юмеко не могла понять, где она его слышала раньше.

Звук повторился, раскатился затихающим эхом.

Юмеко замерла, не веря своим ушам.

Мудрость-матушки! Сказки! Маленькие, туго натянутые барабаны осеннего Праздника Луны!

– Помогите! – хрипло крикнула Юмеко.

Она поднялась, пошатнулась, снова упала на одно колено. Тот звук шел из глубины огромного леса, стеной встававшего за узким каменистым берегом. Деревья были ослепительно прекрасны: вся листва покрылась каплями, сверкавшими, как драгоценные камни.

Бой церемониальных барабанов становился все тише, как будто процессия отдалялась.

– Матушки! – прохрипела Юмеко и слизнула с губ капли дождя, чтобы увлажнить пересохший рот. – Мудрость-матушки! – выкрикнула она уже в полный голос и бросилась в лес, ломясь сквозь ветки. Широкие листья, влажные и холодные, липли к коже. Между стволами показалась процессия: медленно движущиеся фигуры в праздничных одеждах.

Барабаны умолкли. Тяжело дыша, Юмеко продиралась через подлесок. Возможно, она нарушает ход какой-то церемонии. Иногда мудрость-матери оставляют своих сердце-матерей и уходят справлять сезонные обряды. Мудрость-матушка Юмеко так уходила дважды на ее памяти. «Они простят меня, – пробормотала Юмеко себе под нос. – Простят, когда поймут, что я попала в беду».

Прорвавшись сквозь последний заслон из веток, Юмеко замерла: взору ее открылась великолепная картина. В воздухе сгустилась сверхъестественная тишина. Дождь, пронизанный золотыми лучами, озарял поляну чудесным светом.

Длинная процессия тоже застыла в неподвижности. Все были в ярких плащах, подпоясанных шелковыми кушаками, – Юмеко в жизни не видала таких роскошных одежд. Кое на ком она заметила высокие черные шляпы; у других были в руках длинные посохи или копья. Все они стояли к Юмеко спиной и держались очень строго и чинно. Шесть участниц этого непонятного обряда несли на плечах длинный, гладко отполированный шест. На шесте была подвешена плетеная корзина – большая, квадратная. Занавеска, прикрывавшая окошечко в центре корзины, дрогнула, но не открылась.

Юмеко задрожала, ощутив, как все волоски у нее на коже встали дыбом. Последние лучи золотисто-красного солнечного света плясали в воздухе. Накрапывал дождь.

Все обернулись к ней одновременно, как по команде. Шорох жестких плащей разорвал тишину, обрушился волной. На лицах, поросших медно-красной шерстью, яростно сверкали желтые глаза. Потом Юмеко увидела длинные, заостренные рыла, полные острых белых зубов.

«Это маски… всего лишь маски».

Мир исчез в вихре золота и красной меди. Юмеко не успела даже вскрикнуть – а четверо стражниц уже крепко держали ее за руки, за плечи, за шею. Руки у них были человеческие, но дыхание звериное, со сладким и резким запахом. И зубастые пасти, совершенно настоящие на вид, а на макушках – треугольные уши. И снова вихрь – на этот раз белый. Щеку Юмеко обожгла внезапная боль.

– Ты осквернила брачную церемонию своим грязным взглядом, – произнес чей-то прекрасный, мелодичный голос. – Посмеешь оскорбить нас еще – и мы тебя выпотрошим заживо.

Желудок Юмеко свело, к горлу подступила желчь. Но она промолчала и, покорно опустив голову, уставилась на собственные босые ноги.

В тот же миг дождь перестал. И Юмеко не выдержала.

– Несчастливая погода, – прохрипела она, не в силах остановить рвущийся наружу смех. – Икенака сказала. Это к несчастью!

Стражница отвесила ей еще одну пощечину. Юмеко проглотила смех, и тот словно камнем упал в желудок.

Процессия двинулась дальше через лес; стражницы вели Юмеко позади, поодаль от прочих. Ей послышалось, что кто-то шепчется и хихикает. Потом рявкнул другой голос, сердитый и резкий. Вновь наступила тишина. Барабаны больше не били.

– Это, наверно, какой-то столичный театр, – прошептала Юмеко сама себе. – Актеры, что играют для благородных. Нума про таких говорила. Каких только людей не встретишь в столице…

Кто-то кашлянул. Кто-то тихонько прыснул. Одни захихикали, вежливо прикрываясь руками, но другие уже откровенно покатывались со смеху, схватившись за обтянутые дорогой тканью животы, и слезы катились градом по их остроконечным мордам.

Юмеко замерла на месте. Уши ее пылали. Какой стыд! Мало того, что собственный клан ее ненавидит, так она еще и выставила себя на посмешище перед этими… этими существами…