Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира

Открыв ящик, я обнаружила, что упомянутый хлеб уже каким-то образом выбрался из коробки и лезет вверх по стенке. Я вытащила его двумя пальцами, стараясь не касаться оранжевых крапинок в арахисовом масле, приклеивающем к ломтю крошечный труп – лицом вверх и распластанный во всю ширь.

– Время смерти – где-то на восходе.

– Откуда ты знаешь?

– Размер. Это же детеныш.

– А это что? – она показала на зеленый стебелек у него в руке.

– Сифон для снов.

– И что это, по-твоему, значит? – она протянула палец, потыкать в тело, но я шлепнула ее по руке. – Да ну тебя! Что такое сифон для снов?

Я поперекладывала бумаги на столе, пытаясь не показать, как меня разрывает между тем, что правильно… и тем, что я собираюсь сделать. Надо бы ей сказать, что это дело не полицейское… надо бы указать ей на дверь. Но Мо украла мою маску много лет назад, и это стоило мне нескольких последних снов. Трудно не затаить чуточку зла, трудно не воспользоваться шансом отплатить ей той же монетой.

– Тебе все еще снятся кошмары про жутких насекомых? – наконец спросила я.

– Возможно. И что?

– Это лекарство.

Я выудила зеленую палочку из мертвой ручки фэйри концом карандаша, отлепила от хлеба и подняла на уровень глаз Мо.

– Эй, ты чего! – отшатнулась она.

– Ты хочешь узнать, что это, или нет?

– Да.

– Тогда расслабься. Это неопасно, обещаю.

Она перестала ерзать, и я сунула стебелек тонким концом в уголок ее глаза.

– Представь насекомое из твоих кошмаров.

Мо схватилась за край моего дешевого и вдобавок купленного на средства налогоплательщиков стола.

Секунду спустя крошечный мотылек вылез из широкого конца воронки. Мятый и мокрый, он шмякнулся на стол и принялся тяжело трепыхаться по нему. Высыхая, он постепенно раздулся до размеров моего кулака, но в воздух так и не поднялся.

– Это оно? – крылышки его были покрыты желтыми и розовыми неоновыми пятнами; выглядела тварь в худшем случае как персонаж детского фильма. – Большая смелая Мо этого боялась?

– Это не смешно, Лиз!

Бабочка застрекотала крыльями. Мо вскочила на ноги и отпрянула к стене. Сифон закачался в уголке ее глаза.

– Успокойся.

Я сцапала мотылька. Тот мигом сжался, из пушистого стал гладеньким, уменьшился до размеров сливы.

– Он сдох?

– Слишком хорошенький, чтобы его убивать, – не находишь?

Все прошло лучше, чем я думала. Признаться, я ждала чего-то поистине ужасного. Я сунула мотылька в рот, где он мгновенно растворился, как комок сахарной ваты, оставив щепоть сухого песка между зубами.

Мо отвернулась и ее чуть не стошнило. Даже удивительно, какая она чувствительная – и какая я вредная: зрелище мне понравилось. Впрочем, через секунду я смягчилась и похлопала ее по спине.

Проглоченный сон начал всасываться. По пустому чердаку моего сознания заметались картинки мотыльков: пыльные, шерстистые, серые, коричневые, зеленые, оранжевые, мультяшных окрасок. Мягкие усы, пудровый запах, острые, коленчатые ноги и идеальные горошины глаз.

– Ты такая грубая, Лизабет.

Упрек вернул меня к реальности. Мо стояла бледная, под тусклыми глазами залегли тени – а ведь всего минуту назад они были яркие и живые. Вот до чего доводит лишение сна.

– Возьми себя в руки, Мо, и расскажи мне, на что похожи мотыльки из снов.

– Может, ты расскажешь, какие они на вкус?

– Свеженькие такие, – я вытащила сифон у нее из глаза. – Давай, выкладывай.

– Красные. С… нет, стоп. Розовые крылья и… – она вытаращила глаза. – Ухтыжнафиг!

– Как будто ты видела сон и потом забыла, да?

Она закивала, потрясенно глядя на желто-розовую пыль у меня на ладони.

– Этот сон покинул тебя навсегда.

– Ты хочешь сказать… больше никаких кошмаров про насекомых? Никогда?

– У тебя – нет. Этим и занимается сифон для снов. Так, если на все твои вопросы отвечено, как насчет убраться из моего офиса?

Но вместо этого она принялась мерить шагами маленький пятачок моего пола.

– Так вот зачем ты сделала ту маску: фэйри высасывают сны, и ты хотела защитить от них свои?

Те немногие, какие у меня еще оставались, подумала я. А вслух спросила:

– Где ты нашла тело?

– Хлеб сегодня утром переполз мою руку. Пешком.

– Я думала, ты белый не ешь.

– Господи, констебль, у вас досье на меня, что ли?

– Это был твой хлеб?

– Разумеется, нет. И нет, мне не нужна лекция по присмотру за малолетними…

В животе у меня упало. Теперь ясно, почему фэйри вызвал у Мо такой ужас – а не обычное для нее любопытство. И почему она пришла ко мне.

– Это был хлеб Пег.

Мо кивнула.

Семь лет назад Пег была костлявой шестилеткой с самым заразительным смехом, какой только звучал в тусклых коридорах «Макмерти» за всю его историю. Сейчас ей тринадцать и она постоянно отвисает у Мо. Она симпатичная добрая девчонка, которая никогда не станет на тебя крыситься, за чем бы ты ее ни поймал и куда бы ни вез. У нее всегда найдется для тебя улыбка и веселое словцо, хотя большущие глаза в это же самое время могут молить красноречивее всяких слов: «Останови машину, дай, я просто исчезну…».

– Пег пострадала? – голос мой звучит, как в тоннеле.

– Она сделала ноги.

– То есть сбежала? Куда?

– Это же Пег. Она может быть где угодно.

– Мо? Ты сама видела, как она уходила?