Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира

Один из летунов пикирует на нас, и мне приходится схватить Мо и не дать ей уклониться от неминуемого столкновения. Фэйри виляет в сторону, минуя ее на какой-нибудь дюйм.

– Никаких резких движений, – сурово внушаю я. – Они все равно быстрее и всегда облетят, если ты не будешь дергаться.

– Они тут такие большие, – ошеломленно вырывается у нее.

– Они просто старше.

В отличие от трупа в хлебе, носящиеся кругом фэйри уже вполне подросткового размера. Большинство – краснокожие, с косматыми черными волосами, но некоторые склоняются к европейскому типажу, к азиатскому или к африканскому. У них длинные угловатые конечности и крылышки как у колибри. От вибрации крыльев кожа у меня мелко зудит и чешется.

Тонкий песок осыпается с их тел оранжевыми облачками. Пиксипыль пахнет сахаром и по́том, и закручивается дымчатыми спиралями вдоль траекторий их полета.

– Видишь? – объяснила я. – Они питаются цветами и выделяют это.

– Ага, а еще живут вон в тех бородавках и берут туристов на слабо. Моя поняла.

– Они еще и кроме этого много что делают. Собирают урожай цветов, поют песни, воюют с другими городами. Основная деятельность происходит там, выше.

– Где воздух чистый? – она все равно шмыгает носом, несмотря на все противоаллергические таблетки.

– Чище, чем здесь.

– И еще они высасывают сны. Кстати, забыла спросить: зачем?

– Так они добывают себе вещи.

Я показала на луковицу, заполненную всяким барахлом, будто склад. Мы забрались на крышу, поближе, и прижались носами к воску. Внутри виднелись богато украшенные кресла, собачья упряжка, какие-то комиксного вида картины, настольная лампа в форме гриба, велосипед, несколько ведер, настенные чучельные головы.

– Они мало что могут поднять, даже когда совсем взрослые, – пояснила я. – Но сны-то ничего не весят. Для них мы – просто такой огромный блошиный рынок.

– Фэйри… Они в сказках всегда такие добрые.

– Надо читать сказки подревнее, – проворчала я.

– У них теперь пиарщики лучше? – страх у нее на физиономии уже уступал место любопытству и радостному возбуждению. – Так, стало быть, мы здесь, и Пег тоже здесь. С чего начнем, Лиз?

Начнем… Мы. Кажется, я в кои-то веки рада явиться сюда не одна. Я поболтала ногой в левой туфле, воображая, что чувствую ногти – четыре отсутствующих ногтя, четыре пропуска в пиксигнезда: в Ландантаун, Гайпари, Туранну и Касквим.

Думай, Лиз, думай. Пег. Ее привели сюда за убийство сифонщика. И куда, спрашивается, дели?

– Нам нужен торговец слухами, – заявила я.

– Кто?

Одна из размытых фигур отделилась от летучих толп вверху. Крылья поднимали ветер, от которого волосы парили над головой.

– Стены помнят все, что здесь происходило на протяжении всех поколений. Слушай!

Я показала на слой воска, тяжело окутывающий бок здания, и глаза Мо расширились: она услышала исходящий от них тихий шепот – мешанину слов, которые для касквимского – как для нас сейлиш и столо[76]. Так мне, во всяком случае, говорили.

– Это база данных, архив. Им известно все, что здесь происходит, а торговцы слухами говорят на этом языке.

– Ты заставляешь Кизил ждать.

Фэйри остановилась, совсем чуть-чуть на нас не налетев, и скрестила руки на тощей груди. На ней был элегантный саронг, сшитый из кухонных полотенец и рок-футболок, которые сюда кто-то наснил.

– Мы хотим найти девочку, Пег. Человеческую девочку. Мы знаем, что она здесь, но не знаем – где.

Мо выпалила это все одним махом, не успела я и рта раскрыть, чтобы правильно сформулировать просьбу.

– Ты сможешь заплатить?

Я подняла повыше сифон для снов, но создание презрительно отворотило нос.

– Типичные речи пришельца, не выгорит эдак вам дельце. Так сказали стены.

– Можешь не напрягаться с рифмами, – перебила я. – Чего ты хочешь?

Взгляд феи прыгнул на живот Мо и зверюшек на платье.

– Имя твоего нерожденного.

– Никаких имен, – отрезала я. – К тому же она не бере…

– Кизил разговаривает не с тобой!

– Я не знаю ничего, годного на обмен, – пожала плечами Мо.

Кизил ткнула пальцем в меня.

– Расскажи мне о ней.

– О…

– Никаких имен! – слабо повторила я.

Фэйри соскочила мне на плечо – легкая, как птичка, несмотря на размер – и запустила пальцы мне в волосы.

– Расскажи мне о своей маетной подруге, – проворковала она.

– Ма… – чего? – нахмурилась Мо, с сомнением глядя на меня.

Я выпутала свои волосы и проверила на всякий случай цепкие ручки феи: не затесалось ли там лишних волосков. Кизил отскочила, вспорхнула и взвинтилась на фонарный столб.

– «Маетная» значит «та, от кого куча проблем», Мо.

– Бодливая Корова! – Кизил со своего насеста разразилась смехом, от которого нам чуть уши не разорвало. – Значит, у тебя ничего нет?

– У нее есть фобия, – сообщила Мо.

Глаза Кизил расширились, губы сладостно разомкнулись, обнажая ряд крошечных сверкающих зубок.

– Страхи? Превосходная монета!

Ну, вот. Обратного хода уже нет.

– Ты ей скажешь, где сейчас Пег?

– Договорено!

Волшебные слова.

– Давай уже, черт тебя раздери, – проворчала я Мо.

– Она боится иголок.