Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира

Как в тумане я снова взял девушку на руки. Я убил ее, и она заслуживала лучшего, чем похороны в этом месте.

Два

У меня ушло три дня на то, чтобы добраться до шоссе.

Я уехал в ту же ночь, еще до зари. Снял лагерь, свернул палатку, собрал пожитки в багажник «тойоты», потом сел и еще раз задумался о том, что собирался сделать.

Сразу за кабиной в «тойоте» был большой короб из гальванизированной стали в полсантиметра толщиной и шириной на весь кузов – для оружия и патронов, на двух тяжелых медных замках с разными ключами к каждому.

Я решил уехать, собственно, только когда обнаружил, что тело девушки идеально ложится в отделение для ружей. Я сунул ей под голову подушку, постоял несколько секунд, созерцая сумеречный отсвет ее кожи и волос в гаснущем лунном сиянии, укрыл одеялом и запер сундук.

Часы на панели показывали 4:17 утра, когда я лег на южный курс и двинулся через каменистую, поросшую низким кустарником равнину. Гравий стрелял из-под шин и гулко бился о раму. Пятьсот тридцать километров; первая треть – по пересеченной местности, остальное – по грунтовкам, где машина проходит хорошо если раз в месяц.

Днем я ехал, ночью мне снилась вода. Безмятежные, идущие рябью озерца под деревьями в свете луны. Океанские приливы. Реки и потоки воды. Пустые, мертвые.

Когда я, наконец, перевалил через край нагорья и устремился вниз, к шоссе Эйр, я уже много недель не видал ни единой живой – это правильное слово – человеческой души.

Я остановился в первой же забегаловке, до которой доехал: сразу и заправка, и паб, и ресторан, и пара мотельных номеров, и парковка для грузовиков и домов на колесах, плюс палаточный лагерь и мини-зоопарк на задах, для детей и туристов. Месяц назад я тоже остановился здесь и поставил палатку среди клеток. Заправкой занимался плотный раздражительный мужик средних лет, который, как оказалось, меня запомнил.

– Уже домой?

– Они меня послали через полстраны, в эти чертовы залежи щебеня посреди нигде, а там уже какой-то говнюк сидит.

– Типичные бюрократы.

Мимо насосов прошла маленькая девочка в выцветшем розовом платьице и сандаликах на босу ногу, с лопаткой и дохлым вомбатом, которого она тащила за заднюю левую лапу. Она поглядела на меня с любопытством, словно была рада, что у нее нашелся незнакомый свидетель, и повернулась к заправщику.

– До вечера ждать нельзя, папочка, он уже пахнет.

Папочка – очевидно хозяин – смутился.

– Эта домашняя живность… Нам в последнее время что-то не везет, – объяснил он.

Девочка перетащила вомбата через трассу к череде крестов, воткнутых вдоль дальней стороны. Хозяин махнул рукой в сторону этого кладбища домашних животных.

– Хочу, чтобы наши клиенты знали: мы тут поступаем правильно. У нас много народу останавливается из-за них.

– Почему они умерли?

– С тех пор как моя жена нас покинула, они просто… умирают. От горя, видимо. Скучают по ней.

– Их всех как-то звали? – я проводил взглядом девочку, которая несла пару веток, чтобы прикрыть вомбата. – Так ребенку легче будет.

– Думаете?

– Угу.

– Думаю, я сделаю по-своему. Споров меньше.

Кровавая полоса протянулась за дохлым вомбатом через весь двор. С виду вполне тянуло на пулю в голову.

Я расплатился наличными и поскорее смылся оттуда.

Шоссе Эйр – одна из двух дорог с твердым покрытием, ведущих в Западную Австралию, на все две с половиной тысячи километров границы. С полдюжины вот таких придорожных оазисов живет здесь в своей собственной временной зоне – причем не такой, как по обе стороны дороги, с разницей не в час и даже не в половину, а в три четверти часа. Кое-кто из хозяев, граждан и патриотов Западной Австралии, пользоваться ею отказывается, а вместо этого предпочитает Западное Стандартное Время. Центр местной жизни – поселок Эукла, душ в целом на пятьдесят. Большая их часть – правительство и еще сколько-то – убийцы птиц, как я. Когда я закончу у Скалы Сердца, буду базироваться здесь.

Если бы мне пришло в голову порыться в земле в каком-нибудь из дорожных оазисов, я бы наверняка нашел окаменелые ракушки с древнего морского дна. Искать метеориты запрещено, потому что их тут реально можно найти, в раскаленном песке – осколки истории этой земли и всей солнечной системы вместе с ней. Летом дневная температура поднимается до 55 градусов – или до 130 по старой шкале, которой пользовался папа. Экономика состоит в продаже бензина, пива, гамбургеров и мест для ночлега дальнобойщикам и прочим путешественникам, которые по каким-то своим частным причинам не сели на самолет.

Этот край совершенно пуст, но, едучи через него, я почему-то все время ждал чуда – прямо за следующим поворотом.