Я в курсе, что никто в это все равно не поверит. Все в порядке. Если бы я решила, что вы поверите, то уж точно не стала бы рассказывать. Так что лучше обещайте, что не поверите ни единому моему слову. Именно так бабушка Зофья начинала все свои истории. На похоронах мама, наполовину смеясь, наполовину плача, сказала, что ее мать была лучшей в мире лгуньей. Возможно, она думала, что Зофья… не совсем умерла. Я тогда подошла к гробу и посмотрела ей прямо в глаза. Они были закрыты. Гример в похоронном бюро накрасил бабушку голубыми тенями и синей подводкой, как будто она собиралась выступать по телевизору в программе новостей, а не лежать в гробу. Это было очень жутко, и мне стало даже еще грустнее прежнего, но я твердо решила не отвлекаться.
– Окей, Зофья, – прошептала я. – Я знаю, что ты умерла, но это правда важно. Ты сама знаешь, насколько важно. Отвечай, где эта сумочка? Что ты с ней сделала? Где мне ее искать? И что мне делать теперь?
Разумеется, она не ответила. Лежала себе с этой легкой улыбкой на лице, как будто думала, что все это – смерть, синие тени, Джейк, сумочка, фэйри, игра в слова, Бальдерзивурлекистан, все вот это – было просто шуткой. Чувство юмора у Зофьи всегда было причудливое. Потому-то они с Джейком и ладили так хорошо.
Я выросла в доме по соседству с тем, где жила мама, когда была маленькой девочкой. Ее мама, Зофья Свинк, моя бабушка, сидела со мной, когда мама с папой были на работе.
На бабушку Зофья никогда не походила. У нее были длинные черные волосы, которые она носила заплетенными в эдакие маленькие остроконечные башенки или в косы; и большие синие глаза. Ростом она была даже выше папы. Выглядела не то как шпионка, не то как балерина… или леди-пиратка, или рок-звезда – ну, и вела себя соответственно. Например, никогда никуда не ездила на машине – только на велосипеде. Маму это просто бесило.
– Ну, почему нельзя вести себя на свой возраст? – стонала она, а Зофья в ответ только смеялась.
Мы с Зофьей все время играли в скраббл – ну, в слова. Зофья всегда выигрывала, даже несмотря на то, что английский у нее был не ахти. А все потому, что мы договорились, что ей можно использовать бальдерзивурлекские слова. Бальдерзивурлекистан – это место, где Зофья родилась, больше двухсот лет назад. Так она, по крайней мере, говорила. (Да, бабуля утверждала, что ей больше двухсот лет. Возможно, даже еще намного больше. Иногда она даже рассказывала, что лично встречалась с Чингисханом. Он кстати, был куда ниже ее ростом. Наверное, мне сейчас некогда рассказывать еще и эту историю.) Бальдерзивурлекистан – это еще и очень полезное слово, когда играешь в скраббл, хотя на доску оно и не влезает. Зофья выложила его в самый первый раз, когда мы с ней сели играть. Я была по уши довольна, потому что только что заработала сорок одно очко на «вурдалаке».
Зофья все возилась с буквами. Потом она гордо посмотрела на меня, словно приглашая остановить ее, если смогу, и положила «зивурлекистан» после «Бальдера», разграбив для этого «вурдалака», «кисмет» и «арлекина», а заодно попутно переделав «в» в «во». «Бальдерзивурлекистан» протянулся через всю доску и сполз вниз с правого края.
Я расхохоталась.
– У меня вышли все буквы, – сообщила Зофья и, облизнув карандаш, принялась подсчитывать очки.
– Это не слово, – возмутилась я. – Нет такого слова – «Бальдерзивурлекистан». К тому же это против правил: нельзя выкладывать слово из восемнадцати букв на доску шириной в пятнадцать.
– Это еще почему? Просто название страны, – заявила Зофья. – Я там родилась, крошка моя.
– Спорим? – я пошла, взяла словарь и хорошенько его прошерстила. – Вот! Нет такого места.
– Сейчас-то, конечно, нет, – спокойно сказала Зофья. – Оно и тогда-то было не слишком велико. Но ты же слышала про Самарканд, Узбекистан, Великий Шелковый Путь и Чингисхана. Разве я тебе не рассказывала, как встречалась с ним?
Я поискала в словаре Самарканд.
– Ладно, – сказала я через некоторое время. – Такое место есть. И слово тоже есть. А Бальдерзивурлекистана нет.
– Они теперь называют его как-то по-другому, – сказал Зофья. – Но я всегда думала, что важно помнить, откуда ты пришел. И, по-моему, будет только честно, если я стану пользоваться словами из бальдерзивурлекского языка – английский-то у тебя куда лучше моего. А теперь пообещай мне кое-что, пышечка моя, – что-то совсем-совсем маленькое: ты запомнишь ее настоящее имя – моей страны.
Если называть вещи своими именами, то фэйриная сумочка будет звучать примерно как «