Я слабо улыбнулся, пытаясь сохранить остатки достоинства. И то скорее для жены, делая вид, что это шутка.
Позже выяснилось, что он живёт поблизости – в новеньком частном посёлке, в собственном особняке.
Он стал часто приезжать к нам. Два или три раза я заставал его в своем доме, когда за полночь возвращался домой с особенно длинных пресс-конференций. Работы стало много. В те дни страной де-факто управляли военные, и наша газета, неожиданно встав на их сторону, стала нещадно критиковать правительство. Может быть, Бог простит мне то, что я тогда писал и что подписывал своим именем. Спустя два или три месяца президента тихо и бескровно сняли. Пользуясь чрезвычайным положением, военные ввели талоны на еду. Дадонов стал привозить нам пайки с гуманитарной помощью. Я возненавидел его ещё больше. Наверное, почувствовал, что на этот раз попал в настоящий капкан. Чтобы не казаться полным ничтожеством жене, я изображал из себя практичного делягу, который вовремя присосался к нужному человеку.
Наконец когда в городе стали стрелять, а в нашем районе начались погромы, Дадонов перевёз нас к себе.
Помню, он приехал рано утром и нарочито грубо сказал:
– Так, ребятки, давайте-ка собирайте вещи!
Дочка заснула в машине, а жена в перерывах между бурными излияниями благодарности шептала мне на ухо:
– Только представь, охраняемая территория, кухня по спецснабжению, обслуга в доме!
Я молчал. Я не проронил ни слова за всё время, что мы паковали чемоданы, закрывали дверь, спускались по лестнице (лифт уже второй месяц не работал), шли к машине.
Уже у него дома, когда жена пошла переложить дочку в кроватку, я вышел на крыльцо покурить.
Дадонов тихо подошёл сзади, от него отчётливо несло перегаром.
– Чего с тобой? «Спасибо» не хочешь сказать?
Он рывком развернул меня к себе.
– Послушай, ты мне сейчас нужен. Работа предстоит каторжная, ты сам знаешь. Думаешь, сейчас мы лижем сапоги военным, и так всегда будет, что ли? Это только начало, первая ступень посвящения. Да мы, знаешь, каких дел с тобой наворочаем?
Он был сильно пьян. Я придумывал предлог, чтобы уйти.
– Ну что ты молчишь? Опомнись! Очнись же! – он неожиданно взял меня за грудки и сильно затряс, – да что с тобой такое? Ты знаешь, что у нас с твоей женой? Она такая… – тут он плотоядно улыбнулся, – она такая сучка ненасытная.
Я знал, что надо было что-то говорить, может, даже ударить его по лицу, но слова вылетели из головы, я стоял парализованный.
– Шутка, – рассмеялся Дадонов – Не смотри на меня так.
Он отвернулся и, шатаясь, побрёл на кухню, что-то опрокидывая на ходу.
Часть 2. Президент
– Что?
Я понял, что уже минуты три не слушал Дадонова. Тот диктовал что-то напыщенное и абстрактное. Наверное, очередной политический манифест. Дадонов был как всегда в форме полковника Мингажевского полка. Кажется, он никогда её не снимал. Во время беспорядков этот полк первым из частей, расквартированных в городе, бросил знамёна и перешёл на его сторону.
Мы были на втором этаже в его роскошном кабинете, обставленном сделанной на заказ деревянной мебелью. Я сидел за широким дубовым столом. Из окна открывался вид на заснеженный сад. Со стороны можно было подумать, что мы находимся в дизайнерском бюро где-нибудь в Швеции, если бы не запах (прогорклое масло, больничные щи, дешёвая столовая), который почему-то появился везде после Переворота. Он впитывался в волосы, оседал на одежде, вывести его или хотя бы привыкнуть к нему было невозможно.
– Чёрт, с мысли сбил!
Дадонов запустил пальцы в шевелюру и потёр лысину на затылке. Это было нервическое движение, которое я хорошо знал.
– Ну ладно, на сегодня всё! И так, считай, шестой час без перерыва…
Я по заведённому порядку встал и поклонился, ожидая, когда он выйдет из комнаты. Потом аккуратно собрал бумаги и спустился по лестнице. Времени у меня оставалось достаточно.
В прихожей я встретил жену и дочь. Они вернулись после приёма в министерстве иностранных дел. Обе были нарядно одеты. Жена – в строгий брючный костюм, дочка – в розовое платьице с соломенной шляпкой. Я молча прошёл мимо.
В гигантской библиотеке (коллекцию свозили Дадонову со всего города) я нащупал нужный томик и потянул на себя.
Рядом с камином открылась потайная дверь. Она, по всей видимости, осталась от прошлых хозяев особняка, и Дадонов о ней ничего не знал. Да и я узнал случайно.
Я залез на узкую платформу лифта, держась за поручни. И начал осторожно раскручивать трос.
Внизу в небольшой комнатке, освещённой бледной больничной лампой, меня уже ждали.
Здесь я должен дать небольшое пояснение. Я был советником и личным секретарём новоиспечённого президента и в то же время – одним из лидеров Сопротивления. Отчасти поэтому мы и выбрали это место для наших встреч. Это было рискованно, но заподозрить меня Дадонов не мог и в страшном сне, а такой наглости от заговорщиков просто не ждал.
Янош сидел за накрытым картами столом. Посмотрев на меня, он с большим участием спросил.
– Как ты? На тебе лица нет!
– Янош, я так больше не могу! Когда-нибудь я не выдержу и проломлю ему череп.