Пляж на Эльтигене

Соня попыталась взять себя в руки. Дни бежали чередой, и ничего не случалось. В конце концов лихорадочное ожидание прошло. Она покрасила волосы хной, удивилась, разглядывая себя в зеркало, и позвонила Зимину.

Истекал срок заявления, поданного ими в загс.

— Ну и что? — спросил Зимин.

— Приезжай… — коротко попросила она.

Ненастный день бракосочетания запомнился ей липнувшим к стеклу туманом, мокрым снегом и пустынным шоссе, на котором трепетная фигурка Зимина ловила такси.

Пока подходила их очередь в загсе, Соня почти не смотрела на Зимина. Она видела себя как бы со стороны и представляла, что могли думать окружающие. «До чего же красивая девушка, — думала она. — Сколько в ней благородства, изящества. И как должен быть благодарен ей этот бледный молодой человек, свежепостриженный и надушенный вульгарным «Шипром». Нет, в самом деле, чудесная девушка, — продолжала Соня, возвращаясь к себе. — Сколько, должно быть, счастья написано у нее на роду. А жених? В нем есть благородство и строгость, — великодушно решила она. — Строгость и невозмутимость, так необходимые мужчине. Он и не должен сиять, как елочное украшение. Это право у нас — у женщин. Он должен быть слегка взволнован. Так и есть!»

Зимин действительно выглядел взволнованным. Когда они вышли, он произнес, медленно подбирая слова:

— Трудно загадывать дальше. Слишком хорошо было сегодня. Ты не любишь меня или мало любишь, я понял. Но всю жизнь я буду благодарен тебе за этот день. Что бы ни случилось потом, как бы ни был я виноват перед тобой, ты только напомни про этот день. Человек не остается одним и тем же. К сожалению, он меняется так, что часто не понимает сам себя. Сегодня ты прекрасна.

Она утешила его, но запомнила слова.

Туман стал еще гуще, сполз с неба, запутался в ветвях деревьев, повис над тротуаром. Уличные фонари как будто плыли в нем, окруженные радужным ореолом.

Соня шла и не верила тому, что она замужем, что произошло то заветное событие, которое представлялось ей бесчисленное количество раз. И вышло не так, как представлялось, а все равно было хорошо. Несколько раз, взглянув на Зимина, она быстрым и незаметным движением прижималась к нему.

3

Уже в первые недели замужества у нее возникло такое чувство, будто она все знает и может с полным правом высказываться по любому делу. Встретив подругу и затронув в разговоре судьбу одной общей знакомой, Соня воскликнула:

— Как, она еще не замужем?

Словно ее опыт уже позволял недоумевать.

Отпуск они провели на море: прошли, как настаивал Зимин, вдоль побережья Крыма от Судака до Феодосии. Потом Зимин по делам службы ездил в Сибирь. Предупредил: командировки будут частыми. Так и получилось. Сначала Соня скучала и пробовала бунтовать, однако привыкла и нашла в одиночестве прелесть, о которой раньше не подозревала.

По утрам она включала радио на полную мощность; сбросив одежду, крутила на коврике хула-хуп и ждала чего-то необыкновенного. Когда Зимин возвращался, Соня заново привыкала, смущалась и сыпала упреками по поводу долгих командировок. Ей нравилось говорить, что жизнь ее разбита и она постоянно жертвует собой. Зимин оправдывался и обещал переменить работу. Соня знала, что это пустые разговоры, но успокаивалась, тем более что последнее слово неизменно оставалось за ней.

Постепенно круг ее знакомств расширился; Соня возобновила прежние связи, и ее записная книжка распухла от телефонов. Она полюбила разного рода вечеринки, заучила несколько тостов и тащила за собой мужа, если не могла идти одна. Зимин покорно участвовал в этих празднествах, то есть попросту усаживался в какой-нибудь темный угол и курил, наводя на всех уныние своим мрачным видом.

А Соня веселилась. Однажды, очутившись у подруги на одной из таких вечеринок, Соня не поверила своим глазам, увидев Валента Строкова. Обойдя всех гостей и сказав каждому какие-то дружеские слова, она очутилась рядом с ним. Несколько секунд, которые они задержались друг возле друга, не были замечены окружающими. Валент улыбнулся.

— Ничуть не сомневался, что увижу тебя в Москве, — произнес он, глядя ей прямо в глаза. — И не ошибся…

Соня перевела дух и пожала плечами. Весь вечер она старалась не оставаться с ним наедине, и тем не менее он успел рассказать ей про свою жизнь. Соня выражала сочувствие, но про себя радовалась, что личная жизнь его сложилась неудачно, что за все годы, пока они не виделись, он так и не вспомнил ничего светлого и хорошего; но вслух говорила, сдувая волос, падавший на губы:

— Надо же!

Глаза ее смеялись помимо воли. Она упивалась сознанием своего превосходства и своей власти над ним. Это чувство было для нее ново, незнакомо. Посторонний взгляд не отличил бы ничем особенным пару, непринужденно беседовавшую у окна. Но Соня видела то, что не видели другие, она чувствовала эту власть по тому, как покорно опустились уголки его губ, как в глубине глаз вспыхнули и неуверенно задрожали призывные огоньки, как вздрагивали ноздри, а взгляд становился то хищным, то покорным.