Пляж на Эльтигене

Рюмин скомкал билет, сунул в карман и вышел на крыльцо. Снежный заряд прошел. На зеленом, усыпанном кое-где кучами гравия поле стояли зеленые игрушечные самолеты. У трех крутились винты; гул моторов разрастался.

«Который же из трех? Через пять минут выяснится, — подумал Рюмин. — Неужели до счастья осталось пять минут?..»

ПЕРЕКРЕСТОК НА АРБАТЕ

1

Замужество было необходимо, и Соня назначила встречу у Арбата. Зимин не интересовал ее, но мог дать все, что требовалось: по меньшей мере — свободное распределение. Соня вовсе не собиралась возвращаться в места, подобные ее родному Заболотью, где она до пятнадцати лет гоняла хворостиной по оврагу корову и полоскала белье в студеной проруби. В шестнадцать она начала пудриться, потом румяниться, не отходила от зеркала и потихоньку выщипывала брови. Приехала в Москву, как иностранная кинозвезда, раскрасив ресницы на восточный манер.

Скорая любовь, а потом разрыв с Валентином Строковым сделали ее осторожнее. Вспоминая о Валентине, она повторяла, гордо вскинув голову: «Я ни о чем не жалею», но по-прежнему ненавидела и почитала это имя. Впрочем, воспоминания давно перестали огорчать Соню и со временем превратились даже в приятную привычку. Когда ей нужно было решиться на какой-нибудь поступок, она говорила себе: «Ах, если бы Валент…» — и это означало, что она никогда ни на что подобное не решилась, если бы Строков так жестоко, первый, не обманул ее.

«Ах, если бы Валент…» — подумала Соня и начала собираться на свидание. Времени оставалось мало. В сумерках она любила посидеть полчаса перед зеркалом и, раскрыв пальцы, ждать, пока высохнет лак. В эти минуты весь мир для нее наполнялся звуками, музыкой: думалось хорошо, вернее, не думалось ни о чем. Просто струились обрывки мыслей, светлые, праздничные.

Предстоящая встреча была для Сони знаменательной не только потому, что Зимин готовился сделать предложение (он готовился давно и не мог решиться окончательно). Радость Сони возникла оттого, что наряд, который она давно продумывала, наконец удался. Она надела костюм из тончайшей английской шерсти, который берегла для особого торжества, повязала новый шарфик, подаренный Гариком Меликяном, и примерила меховую, под норку, шапочку. Она любила менять наряды, но сама себя ограничивала, чтобы не прослыть легкомысленной. Сегодня представился как раз тот случай, когда Соня могла себе все разрешить.

Погода выдалась холодной. Арбат уже горел. У освещенной афиши кинотеатра сновала толпа. Билетов не было. Несколько раз к Соне подбегали прохожие с напряженными лицами, справлялись насчет «лишних билетиков» и устремлялись дальше. Соня пожимала плечами, пряча улыбку. Картина, по ее мнению, совсем не стоила этих хлопот. Благодаря Зимину она посмотрела фильм до выхода на широкий экран и гордилась этим.

Вспомнив о нем, Соня посмотрела на часы, но ничем не выдала своих чувств. Одна и та же пара молодых людей долго мозолила ей глаза, пока один из них не сделал попытку познакомиться. Но Соня была не в настроении; ее ответ прозвучал с такой решительностью, что парни шарахнулись и с удивлением посмотрели на нее.

Соня прошлась, хрустя сапожками по снегу. Зимин опаздывал. Соня решила твердо выдержать характер и ждать последние пять минут. Людей кругом становилось все больше; они куда-то спешили мимо нее. Мерцающие вспышки электросварки сыпались на тротуар с крыши почтамта, и серый почтамт в сгущающихся сумерках становился синим.

В синем свете появился Зимин. Соня узнала издали его небрежную походку: одно плечо выше другого, сутуловат, худощав, — он шел так, словно был уверен, что его ждут и будут ждать столько, сколько необходимо. Опоздав на сорок минут, он приблизился с улыбкой и произнес таким тоном, будто увидел знакомый троллейбус: «Какая удача!»

Соня промолчала. Только глаза ее сверкнули, и весь Арбат снова озарился синим пламенем. Но она притушила блеск ресницами и ответила едва слышно, потупив взор:

— Что случилось?

— Прошу прощения, — сказал он. — Я все объясню!..

Слушая уверенный рассказ Зимина о причинах опоздания, Соня несколько раз задавалась вопросом, какие силы удержали их друг возле друга и какое случайное совпадение стало началом долгих и странных отношений. Невзрачный Зимин не мог идти ни в какое сравнение с ее многочисленными знакомыми. Взять хотя бы того же Гарика Меликяна с его великолепной мускулатурой и непробиваемым бахвальством. Впрочем, Соня считала, что бахвальство свойственно всем мужчинам, особенно влюбленным, и Гарика нельзя было судить слишком строго. Гораздо труднее привыкнуть к его слащавой улыбке, изображавшей вечную готовность. В отличие от Гарика и прочих Зимин не бравировал ничем, не заискивал перед ней, не бодрился понапрасну.

— Я все понимаю, — тихо сказала Соня, выслушав объяснение. — Ты примерный и неутомимый деятель, которого разрывают на части, а я капризная, глупая женщина, которая требует к себе капельку внимания. Пожалуйста, прости!

— Зачем же так сразу? — сказал Зимин.