Читаем Пляж на Эльтигене полностью

Уже давно в женщине с темными прямыми волосами и усталыми глазами не разглядеть той бойкой своенравной девчонки, с которой приключилась беда. Да и впрямь, как говорят старухи соседки, уж беда ли это? Муж, какого она выбрала, не приведи господь — видный из себя, красивый. Сегодня на уме одна девка, завтра другая. Такой муж в доме хуже пожара.

А Людмила? Хоть и одна, а высшее образование имеет. Степень защитила. Денег куры не клюют. Что еще надо? Только вот мужа никак не найдет. Уж сегодня она в одном шарфе, завтра в другом, и сапожки и шапочки под стать. Только вот главного нету — задора, прежней уверенности. И ничем не прикрыть усталости, застывшей на лице, и печали в глазах.

— А… — встретила она его улыбкой, когда он все же подошел и поздоровался. И улыбка ясно выражала, что случайная встреча отнюдь не доставила ей радости. — Это ты? Когда вернулся? Как жил? Что поделываешь?

И Гошка, взволнованный ее видом, воспоминаниями, вдруг почувствовал пустоту и неодолимый дерзостный холодок.

— Да ничего, — сказал он. — Землю копаю, доски гружу. Между прочим, под руководством твоего отчима. Занятный он человек. Словом, вкалываю и ни о чем не жалею. Живопись? Какая, к черту, живопись! Думать о ней забыл. Время, потраченное на учебу, считаю потерянным.

Улыбка застыла на его лице. Людмила с удивлением и неприязнью наблюдала, как от злости стягивается, худеет его лицо, сухим блеском загораются глаза. Люди, проходившие мимо, обращали на них внимание, и Людмила чувствовала себя неловко.

Сзади подбежала и обняла Катя. Едва поздоровавшись, она начала по привычке очаровывать Гошку, сказала мельком несколько комплиментов, закончила насмешкой и исчезла. Людмила знала наизусть эту систему, но Гошка тут же пал жертвой, несколько минут обалдело хлопал глазами и смотрел ей вслед.

— Неужели, — произнес он наконец, — эта девушка и есть та самая сестренка, которую ты водила в первый класс? Будучи сама…

— Да, — сказала Людмила.

— Невероятно, — сказал Гошка. — А Наталья Петровна как? Держится?

— По-моему, она не меняется, сколько я знаю, — сказала Людмила.

— Передай поклон, — сказал он, — если помнит. Когда-то захаживал к вам, набирался уму-разуму. Да, видно, мало!.. Это к слову пришлось. Скажи, что всем доволен, представь в лучшем виде. Она меня как-то крепко выручила. А если подумать, наберется не один раз. Да мало ли было нас, таких…

— Что же, шалость какая-нибудь? — торопливо сказала Людмила, надеясь закончить разговор.

— Хуже! — ответил Гошка, не заметив торопливости и оживляясь. — Новую школу помнишь? На другой день после новоселья меня с Валькой Потаповым исключили за потасовку в классе. А мой отец, всем известно, тяжелым был на руку. Перед лицом общей опасности ушли мы с Потаповым из школы закадычными друзьями, но домой я неделю не заявлялся. Жил то на чужих сеновалах, то у приятелей. Отцу хоть и безразлична была моя учеба — сам только четыре класса имел и меня после пятого стал называть «ученым», — а спуску не давал. «Ну что, ученый, — обычно говорил он, — начнем разбираться?» Вот тогда Наталья Петровна и взялась уладить дело. Отец встретил пьяный, с топором. Думал, что я. Но Наталью Петровну не так легко запугать. У нее ведь жизнь… сама знаешь… И стреляли в нее, и угрожали. Недавно один вернулся, который стрелял. Говорили, будто подкулачник из деревни Ясенки.

Людмила с изумлением слушала Гошку и старалась понять, что он говорит. Она привыкла видеть дома только немощную старуху, которая с каждым годом все больше нуждалась в заботе и опекунстве. Отчим ее недолюбливал, и это было причиной постоянной и незримой тревоги, присутствовавшей в доме. Впрочем, возможно, что тревога возникла бы в любом случае, и причиной был сам отчим. Но все равно трудно было представить, что бабка, которая может целыми сутками молчать, откинувшись в кресле, была связана с какой-то кипучей деятельностью, тем более той, о которой говорил Гошка Боков.

Давно и как-то незаметно для себя Людмила привыкла думать, что важным и значительным может быть только то, что происходит в ее жизни. И тут старуха занимала совсем неприметный уголок. Теперь у Людмилы возникло ощущение, будто Гошка имеет в виду совсем другого человека, говорит о вещах неизвестных и непонятных ей. Он видел Наталью Петровну совсем другими глазами. Людмила никогда не подозревала, что со стороны это может выглядеть так.

— А мне повезло, — сказал Гошка. — Говорили, тебя нет, что ты где-то в Георгиевске…

Людмила с удивлением взглянула на него:

— А сведения точные. Там я постоянно бываю в командировках. Там наш объект. Может быть, со временем, если предложат, останусь.

— Что это? Поселок? — спросил он.

— О! — сказала она. — Поселок, который стоит миллионы. Мираж в степи. Среди бурой равнины ослепительные здания из стекла и бетона. Широкие тротуары, тенистые посадки. А за чертой улиц выжженная степь. Как тыщу лет назад. И тушканчики прыгают.

— Что же там? Заводы? Комплексы?

— Может быть. Я знаю только то, чем занимаюсь. Наша контора толкает энергоблоки.

— Мне повезло, — повторил Гошка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века