Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи

Виктор Барыкин, много с Плисецкой танцевавший, признается: «Танцевать с ней было фантастически: когда она смотрела на тебя на сцене, у тебя внутри все закипало, несмотря на разницу в возрасте и положении. Фантастическая энергетика: что хотела, то и делала с партнером… Ее спина, ее шея эта… Я был по-хорошему влюблен. Это часть моей жизни».

Премьер марсельского балета Ролана Пети Дени Ганьо признавался, что выходить с Плисецкой на сцену (они танцевали в балете Сержа Лифаря «Федра») было всегда боязно: «Ей уже за пятьдесят. Мне почти вдвое меньше. Она – великая балерина, сильная, красивая женщина. Я для нее – мальчишка. Но мой трепет отступал перед ее спокойствием: ее беззаботная легкость передавалась партнеру. Случалось, она забывала хореографический текст и начинала импровизировать. Мне оставалось только следовать за ней, и это было так увлекательно! Она все понимала и все чувствовала без слов. Да и слов общих у нас не было: Майя не говорила ни на французском, ни на английском. Изъяснялись глазами, жестами. Перед выходом на сцену она награждала меня игривым шлепком, на удачу – вместо нашего merde или вашего “ни пуха”. А после спектакля дарила черную икру. Я никогда не видел Плисецкую в плохом настроении. Всегда кокетливая, изящная, в ней было очень много французского».

Борис Ефимов, который был партнером Плисецкой в ее последнем балете «Дама с собачкой» (эта история еще впереди), вспоминал, как побаивался Майи вначале:

– Года через три после моего поступления в Большой я получил партию кавалера на балу в «Анне Карениной» – там их четверо, каждый делает с Анной обводку. На спектакле мое волнение переросло в страх, меня колотило, ничего с собой поделать не мог. Подхожу к Майе Михайловне, подаю руку – передо мной ее глаза, эти ресницы, свет рампы слепит, и я не могу сдвинуться с места. Делаю шаг – Майя Михайловна сходит с пуанта. Вскакивает на пальцы, я снова пытаюсь шагнуть, она опять падает на целую стопу. И больше мы с места не тронулись, так и простояли всю обводку. В антракте меня вызвали к завтруппой, он сказал мне все, что надо, и, как щенка за шкирку, повел на сцену. А там Майя Михайловна. Увидела нас и на колени кинулась, по полу ползает. Говорит ему: «Петя, где-то тут в полу дырка, я в нее попала, сдвинуться не могла. Он не виноват». Но никакой ямы, я уверен, там не было. Позже она сказала мне выучить «Гибель розы»: в Большом театре должен был быть концерт и сразу – гастроли в Швеции. Я взял напрокат проектор «Украина», бобины с пленкой, днем и ночью крутил их дома, запоминал, вслушивался в музыку. Через неделю концерт – а она молчит. Ну и я не подхожу к ней, не спрашиваю ничего – как можно? Это же Плисецкая, понимаете? Я и надеяться перестал, у нее было еще два партнера – из Новосибирска и Киева. И вдруг подходит сама: «Ну что, давай попробуем, что ли?» У нас было всего две-три репетиции, а номер двенадцать минут идет, все в рапиде, поддержки медленные, должны идти без швов. И вроде я себя уверенно чувствовал, и она говорила: «Не волнуйся, все в порядке». Но это же не от тебя зависит, волнение-то. Очень хорошо помню, как на концерте луч света на нас упал. Кладу руки ей на талию, и ее хитон начинает ходить ходуном – это мои руки трясутся. И ничего не могу с собой поделать: приседаю, поднимаю ее, а у меня в теле колотун. А она потом ни слова упрека.

Мстислав Ростропович – великий музыкант и друг семьи – писал: «Как все люди мужского пола, я был в Плисецкую влюблен. Неповторимая. У нее неординарно все – взгляд, лицо, тело. Божественное это тело не сравнить даже с виолончелью, и со скрипкой, и ни с каким другим музыкальным инструментом. У него необъяснимая способность выражать тончайшие эмоции души. Способность врожденная. Чтобы ею обладать, надо было гениальной родиться. Приходя на ее спектакли, хоть и не будучи ей представлен, я уже был с ней знаком, потому что понимал, что она собой представляет, потому что уже был влюблен. Тот шок, который я испытал, увидев ее на сцене и в нее влюбившись, и был нашим первым знакомством. Ну и она, конечно, тоже знала к тому времени, что я способный парень. Удивительно: она состоит из того же, что и мы. В ней тот же самый коктейль, в котором смешались и любовь, и неприятие, и месть, наверное, и злость. Но все дело в уникальном сочетании этих качеств, их дозировке, их пропорциях».