Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи

Нагрузка на артиста, конечно, легла колоссальная – и в художественном, и в чисто физическом плане. Когда этот балет показали во время гастролей на Тайване, журналистка Нэнси Лу писала: «Сейчас, когда возраст берет свое, Плисецкая ставит балеты для себя и своих нынешних возможностей. Плисецкая в значительной степени полагается на своего сильного партнера, который, говорят, проявляет небольшие способности в актерстве. Он поднимает и носит ее, пока она просто изгибается и качается в его руках». А вот Анатолий Эфрос назвал «Даму с собачкой» балетом «особенным, не похожим на другие, единственным в своем роде. Надо обладать большой мужественностью, чтобы делать в искусстве каждый раз совсем не то, что от тебя ожидают, не то, к чему ты уже приучил многих, а то, к чему ты их еще только хочешь приучить…»

В 1988 году Нэнси Лу задавалась важнейшим вопросом: что будет дальше с балетами Плисецкой? Майе было очевидно: «Вместе со мной должен уйти мой репертуар». Так оно и случилось, исключение – балет «Кармен-сюита». Спрашиваю Сергея Радченко, почему так произошло? Эти балеты были слишком завязаны на личности исполнительницы главной роли?

– А вы помните, кто был король в Большом театре? – вопросом на вопрос.

– Григорович, – отвечаю.

– Ему это не нужно было. Он мирился с этим, потому что слишком известный композитор и балерина, и он хотел быть демократом, хотя автократ он абсолютный. Без диктата, конечно, в театре сложно. Диктат должен быть. И поэтому Григорович старался уйти, хотя бы частично, от этого, давая поставить Васильеву, Плисецкой, Андрею Петрову, еще кому-то. Он давал ставить, из Франции приезжали и ставили. Он разбавил свою автократию демократизмом. Но когда уже Плисецкой и Щедрина не было в России, это, конечно, все убрали.

У Азария Плисецкого объяснение немного другое: “Чайка” и “Дама с собачкой” были менее богаты с хореографической точки зрения (по сравнению с “Анной Карениной”. – И. П.). Майя танцевала с той же отдачей, но балеты состояли из сплошных адажио, во время которых ее носили на руках, почти не ставя на пол. Танец строился на движениях корпуса, выразительности рук. Для музыки Щедрина, возможно, имело смысл использовать более современный хореографический язык. Однако само присутствие Майи на сцене покрывало все несовершенства постановок. Зрители были счастливы! И если в “Анне Карениной” прекрасно танцевали и другие балерины, то остальные балеты Щедрина после Майи не исполнялись, поскольку только она могла вытянуть их своей индивидуальностью».

Борис Акимов соглашается: да, балеты Плисецкой с хореографической точки зрения не были «какого-то безумно… выдающегося уровня», но это были «очень хорошие спектакли, они очень правильно были выстроены – была и режиссура, и сценография. Конечно, когда во главе этих спектаклей была Майя Михайловна и исполняла главную героиню, это приобретало совершенно другое значение. Анной Карениной была еще Марина Кондратьева. Это было профессионально, хорошо, но все равно спектакль, сделанный на определенного артиста, всегда остается за ним».

Сергей Радченко подтверждает: «Все ее балеты только на нее. Почему они исчезли? Потому что никто не мог уже так танцевать, как Плисецкая. Драматизма не было! Драматизма!»

Плисецкая, конечно, новатор. Она первой перенесла героев русской классической литературы на балетную сцену. Сейчас это – тренд. И «Анна Каренина», и «Чайка», и «Дама с собачкой» в постановке Юрия Посохова, Джона Ноймайера, Алексея Ратманского, Надежды Малыгиной, Алексея Мирошниченко идут в разных театрах мира.

– Майя Михайловна немного впереди времени, – говорит Александр Фирер. – Сейчас вот «Чайку» поставил Посохов. Она другая, но она все равно поставлена, отталкиваясь от Майи Михайловны, которая поставила это первой. Ноймайер поставил «Чайку», а все равно отталкиваясь… И он поставил «Анну Каренину». Я тоже вижу, как он от нее отталкивался. И Ратманский поставил – там я очень вижу. Поэтому влияние ее огромно.

Акт третий. Без Большого (но всегда с ним)

В погоне за новым

Однажды Морис Бежар сказал Майе Плисецкой, что, если бы они встретились раньше, балет XX века был бы другим. И она говорила: «Мне бы встретиться с Морисом Бежаром пораньше лет этак на двадцать пять. <…> “Болеро” и другие вещи пришли поздновато. Представьте, если бы я “Болеро” станцевала в тридцать лет, а не в пятьдесят. Но тогда мы об этом даже не смели думать. Хорошо, что мы этого не видели, иначе была бы просто трагедия. А на Западе были Лифарь, Мясин… Мне Стравинский сказал, что самая лучшая “Весна священная” была сделана Мясиным. А мы не видели ни одного движения».