Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи

Книга «Я, Майя Плисецкая» вышла в 1994 году в России огромным по тем временам тиражом – 50 тысяч экземпляров. И мгновенно стала бестселлером. Выдержала более десяти изданий в России, переведена на многие языки. «У Плисецкой длинные руки и долгая память. Каждый, кто читал ее автобиографию, может убедиться в этом. Она из семьи расстрелянных, а это лучшее средство от гражданского склероза. Плисецкая многое поняла, но ничего не простила – ни режиму, ни Большому», – писал легендарный журналист-международник Мэлор Стуруа в «Известиях».

Сама Майя говорила так: «Я не стремилась отомстить. Я хотела справедливости. Зло должно быть если не наказано, то, по крайней мере, названо. Еще хотела рассказать, что на самом деле происходило в моей жизни, а что – нет. Чтобы уже не было никаких домыслов. <…> Писала точно, как было, и не думала о том, кому написанное понравится, кому – нет. Будут и те и другие. Мною руководила правда – это было главное. <…> Я устала отбиваться от неправд, от большой и малой лжи вокруг меня». Но была вынуждена это делать всю жизнь. Ей придется написать еще одну книгу.

Главной темой второго Международного конкурса артистов балета «Майя» стала музыка Родиона Щедрина к «Анне Карениной». Плисецкая по-прежнему ждала «от конкурса прежде всего новой хореографии»: «И вообще всего нового, что могут показать молодые танцовщики. Пусть покажут, что хотят. Я ничего не навязываю. Мне просто интересно, насколько свежо могут мыслить молодые танцовщики. Я готова к тому, что увижу не столько Анну, сколько некую ассоциацию с ней». Щедрин надеялся, что не увидит «много подражаний Майе»: «Ее Анна неповторима. Может быть, сегодня я увижу еще кого-то, кто западет в душу так же сильно». При этом понимал, что жюри предстоит непростая работа: «Восприятие у всех разное. Так что я бы не стал особо рассчитывать на единодушие жюри. Дай бог, чтобы Майя с ними управилась. Ей будет трудно: одна среди мужиков, которые говорят на разных языках».

Но «мужским» оказалось не только жюри, но и весь, по словам известного французского хореографа Пьера Лакотта, конкурс: «Балерины показались мне слабее». Известный французский критик, главный редактор журнала Les Saisons de la Dance («Сезоны танца») Андре Филипп Эрсен пояснил более развернуто: «Раньше считалось, что мужчина в балете – это не эстетично, это оскорбляет взгляды. Я так не считаю и рад, что мужчина превратился из носильщика и подпорки в полноправного партнера. Но говорить о том, что балет становится мужским видом танца, я бы не стал. Просто на этом конкурсе случайно оказалось больше сильных танцовщиков, чем балерин. Вот и все». Плисецкой оставалось только согласиться: «Да, конкурс получился мужским. Кроме того, я, знаете ли, не очень обрадована результатами. У нас в жюри возникли серьезные разногласия, которые я не смогла уладить. Я ни разу не воспользовалась своим правом дополнительного голоса, которое есть у меня как у председателя жюри. Боюсь, что с некоторыми членами жюри я распрощаюсь навсегда. Первый тур меня порадовал, так что я даже не хотела, чтобы кого-то отсеивали. Во втором туре тоже было много интересного. А вот третий… Ну что это было? Конкурс на лучшее исполнение вариации Базиля? Ведь из тринадцати участников семь танцевали “Дон Кихота”. Да, я бы кое-что изменила в награждении. Отдала бы кое-что кое-кому другому. Но ведь я не одна решала».

Золотую медаль второго конкурса «Майя» выиграл солист Мариинского театра Вячеслав Самодуров, станцевавший поставленную Юрием Петуховым миниатюру «Постскриптум» – «монолог Вронского, преследуемого кошмарным видением гибели Анны». Сейчас Самодуров – художественный руководитель балетной труппы Екатеринбургского театра оперы и балета.

Но для конкурса это уже было началом конца, хотя Алла Шелест еще говорила: «Я думаю, что этот конкурс со временем станет одним из самых авторитетных в балетном мире. Во всяком случае, у него есть для этого все: хорошие организаторы, компетентное жюри, талантливые участники. И Майя – душа этого конкурса и его главная движущая сила».

И все же одной движущей силы, даже такой мощной, как Плисецкая, оказалось мало. Время изменилось: не было уже Советского Союза, не было государственных средств, многие творческие вопросы упирались в деньги. Хотя, убеждала Майя, деньги всегда решали если не все, то очень многое: «Например, вот эти голые костюмы, обтяжка трико. Баланчин начал это первый, потом перенял молодой Бежар. Баланчин сказал – вы думаете, что это модерн, что я хотел, чтобы они были голые? Да у меня просто нет денег на костюмы! Все. И так родился модерн. И у Бежара не было денег на костюмы, когда он начинал. Надел трико и пошел. А все думают: ах, какой модерн… Просто видно балетное тело, не пропадают движения. А когда на тебе слишком много надето, пропадают прыжок, шаг, гибкость…»