Для конкурса «Майя» денежный вопрос стал почти катастрофой. Артистический директор конкурса Владимир Чернин объяснял: «Обычно конкурс спонсировался следующим образом: половину давали спонсоры, половину – Министерство культуры России. Наш конкурс федерального значения, и его проведение было заложено в бюджет министерства. В среднем такой конкурс стоит 350 тысяч долларов США». Нужной суммы не было. Плисецкая записывает в дневнике: «Нервозность из-за экономической ситуации. Президент выделил из своего президентского Фонда недостающий миллион рублей (14-го числа подписал). Бумага три дня лежала у министра финансов на столе, и дальше три дня у его зама. До сих пор ничего нет. Мы заняли в долг у финнов, чтобы вручить премии. Так работает страна. Мы не заплатили еще Александринскому театру, уезжающему на гастроли». Владимир Чернин говорил о долгах в 160 тысяч долларов США: «Перспективы очень мрачные. Мы можем оказаться банкротами. И с конкурсом “Майя” будет покончено».
Третий конкурс действительно оказался последним.
Через два года, когда ее спросили о судьбе «Майи», Плисецкая честно, с горечью призналась: «Его больше не существует». На вопрос, вела ли она переговоры с Министерством культуры о возобновлении, сказала: «Нет, не вела. Я больше не хочу этим заниматься. Эта роль оказалась мне не под силу».
И все же один раз – как минимум один – надежда на то, что конкурс возобновится, промелькнула. В архиве Майи Плисецкой есть письмо от 6 октября 2008 года, адресованное тогдашнему директору Госконцерта Александру Краутеру: «Была бы рада возрождению конкурса “Майя” и проведению его один раз в два года, как это было до 1998 года. Организация конкурса Госконцертом является, по моему мнению, залогом его успешного проведения, как, впрочем, всех остальных проводимых вами акций». Но чуда не случилось – конкурс не возродился.
В 1990-х Плисецкая, переехав вместе с Родионом Щедриным в Мюнхен, продолжала гастролировать: ее приглашали танцевать по всему миру. Многим артистам, которые попали в ее «обойму» после конкурсов «Майя», повезло: они танцевали на одной сцене. Племянница Анна Плисецкая рассказывала: «Она много работала по контрактам. Импресарио требовали еще и еще, публика шла на нее в любом виде: хоть руками танцуй, хоть просто выйди, но будь! Она устала. И вообще была пассивна. Любой творческий человек ждет, когда ему позвонят. Это привычка из советского прошлого. Майя говорила: “Я уже ничего не хочу, мне уже ничего не надо”. Она хотела слушать музыку, ходить на концерты, общаться. Майе было скучно сидеть в Мюнхене. В отличие от Родиона, который прекрасно владеет немецким, она не знала ни слова. В этом плане она была совершенно беспомощна».
Валерий Лагунов говорит о том же:
– Она за границей жить очень не хотела. В Мюнхене жила, потому что Щедрин, там его дела композиторские. Ей это не нужно, она совершенно русский человек и любит родину, ни на одном языке не говорит. И не надо, и не хочет. Она мне звонила, по полтора часа разговаривала. Щедрин войдет, Майя: «Он пришел». Я говорю: все, будьте здоровы. Скучала очень.
В мае 1996 года в Нью-Йорке прошли «Майя Плисецкая-гала», в которых она танцевала отрывки из «Айседоры», «Итальянское каприччио» Чайковского, «Лебедя». В концертах принимали участие артисты «Нью-Йорк Сити Балет», Большого, Мариинского, Гамбургского, Имперского русского (Гедиминаса Таранды) театров. Это были десятые с первого приезда в 1959 году гастроли Плисецкой в Нью-Йорке. В интервью перед гала-концертами она честно призналась, что ее разрывают два противоречивых чувства – радость и страх. «Радость танца и страх, что зритель начнет сравнивать нынешнюю Плисецкую, которой в ноябре прошлого года исполнилось – страшно вымолвить – 70 лет, с той, царствовавшей, – писал в “Известиях” Мэлор Стуруа. – Да, время беспощадно. Плисецкая сражается с ним отчаянно, отступая незаметным шажками, как говорят военные, на заранее подготовленные позиции».