Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи

Была ли эта сдача денег унизительной? Наверняка. Но зато благодаря им Плисецкая знала себе цену – в самом прямом смысле тоже. Могла ли она это изменить и не отдавать свои гонорары государству? Конечно. Правда, для этого ей нужно было стать «невозвращенкой». «Мне действительно очень часто, можно даже сказать – всегда предлагали остаться на Западе. И не просто на выгодных условиях, а на потрясающих! – рассказывала она Урмасу Отту. – Я могла бы ставить фильмы и спектакли, иметь свой театр. Но мне всегда хотелось танцевать на сцене Большого театра. И потом, было такое чувство… неудобно, как это так – остаться? Совесть не позволяла. Стыдно! Думаю, что это и были главные причины – желание танцевать в Большом и стыд. Хотя я понимала, что могла бы на Западе очень много сделать. Во много раз больше, чем здесь. В Большом театре я тратила время, силы и нервы на войну. А будь у меня больше самостоятельности, вся моя энергия уходила бы только на искусство».

Вопрос «почему Плисецкая не осталась?» – один из самых интересных, ведь возможностей действительно было много. Одна из главных причин – конечно, Родион Щедрин, который практически всегда оставался в Москве «заложником». И тогда главной статьей семейных расходов становились счета за международные телефонные разговоры. Другая – «свой» зритель.

– Действительно, уникальная балерина, почему она не осталась? – рассуждает Валерий Лагунов. – Как ее тут принимали… Ее, правда, по всем миру принимали одинаково. Но она говорит, что «меня здесь всегда ждали, я не могла подвести своего зрителя». Так и есть. Я помню ее в спектаклях. В «Дон Кихоте», когда публика в партере вставала после вариации, орала «Бис!» Она так зажигала, такой уникальный темперамент, отдача в зрительный зал.

При этом тех, кто остался на Западе – Наталию Макарову, Рудольфа Нуриева, Михаила Барышникова, Александра Годунова, – Плисецкая никогда не осуждала. «В то время, когда их осуждали все и положено было осуждать, я встречалась с ними, – вспоминала годы спустя. – Делала то, чего нельзя было делать. Я встречалась с Нуриевым, когда он прожил только год или полтора на Западе. Это было начало 1960-х годов, я только что стала выездной, и встречи эти были страшно опасны!» Но Плисецкая не ведала страха. Только однажды, в 1978 году, узнав, что Александр Годунов собирается во время очередных гастролей остаться в США, попросила, чтобы он этого не делал именно сейчас. Только-только вышел на экраны фильм-балет «Кармен-сюита», в котором Годунов исполнял роль Хозе. Если он останется – фильм тут же положат на полку, и зритель его не увидит. Тогда Годунов к Плисецкой прислушался и остался в США в следующем, 1979, году.

Валерий Лагунов вспоминал, как однажды в Новой Зеландии Майя сказала ему: «Ты знаешь, сегодня утром мне позвонил из Америки Саша Годунов. Как быстро меняется психология свободного человека! Он просил меня выступить с ним. Я под предлогом каким-то отказалась. Ведь ему уже не понять, что я не могу этого сделать – по известным причинам». Были ли у нее мысли о побеге? Да. «Плисецкая часто спрашивала меня, не поступить ли ей так же, как Нуриеву, – рассказал Пьер Карден, кутюрье и друг, в 1998 году. – Чрезмерность государственной опеки была ей уже невмоготу, но она боялась последствий такого поступка для родственников в СССР. Я не дал ей никакого совета – это значило взять на себя слишком большую ответственность». А для самой Майи ответственностью было то, что ей поверили и выпустили, она признавалась, что не могла обмануть доверие».

«Бунт личности против коллективистских игрищ в ум, честь и совесть. Ярая индивидуалистка, Плисецкая всегда была отдельна. От всех. Так почему же, подобно ленинградским коллегам, она не осталась на Западе, индивидуальность культивирующем, почему предпочла отстаивать свое право на свободу в СССР? – задавалась вопросом балетовед Татьяна Кузнецова (и не она одна). – Рискну предположить: без борьбы жизнь в искусстве теряла для нее цель и смысл. В идиллических условиях творческой вседозволенности пафос ее остался бы невостребованным. Балерина это чувствовала и осталась здесь».