Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи

– Я вообще большое участие принимал тогда в создании либретто, – говорит Борис Мессерер. – Не как такового, на бумаге написанного, а подсказанного Альберто по ходу репетиций. Такое живое вторжение в его трактовку. Живое, потому что мы обсуждали каждую позу, каждое движение, саму идею все время присутствовавшего в спектакле дуализма. Не знаю, как выразиться лучше по поводу такой раздвоенности образов. Потому что если там бык, то он Рок. Если это Коррехидор, то он руководит боем быков, и одновременно он судья происходящего. И народ тоже. То он народ, если это фламенко, то он – судьи. Судьи, которые судят происходящее, потому что они стоят за высокими судейскими стульчиками и как бы комментируют все, повторяя и решая участь того, что происходит на арене.

Вот танцуют на арене девушки (они же маски, они же зрители), у каждой две половинки лица накрашены по-разному. И костюмы у них тоже «двойные»: одна половина яркая, с обнаженной рукой, другая – черная, с длинным рукавом. Вот они повернулись яркой стороной – и они зрители, зеваки, пришедшие посмотреть, кто сегодня умрет на арене – бык, Тореро, а может быть, Кармен? Зрелищ! Дайте нам больше зрелищ! А вот повернулись своей черной стороной, и в мгновение ока стали судьями. Безжалостными. Но не бой быков с его внятными правилами будут они судить, а жизнь Кармен. А жизнь ее – бой на арене. Со всеми. Против всех.

Вот одна из двуликих протягивает Кармен маску, но та ее отбрасывает: Кармен маски не нужны, она их не носит, в любых обстоятельствах она остается собой. А ведь это – оставаться собой – везде и всегда было роскошью, доступной немногим. Кармен знает, что свобода, которую она выбрала, – самая большая роскошь. И знает, что за нее берется самая высокая цена. Она готова. «Кармен-сюита» Плисецкой – балет не о любви. Вернее, не только о любви. Он о воле, без которой настоящего, обжигающего чувства не бывает.

– Эти высокие стулья… Вы специально их сделали так, чтобы они ассоциировались с инквизицией? – спрашиваю Бориса Мессерера.

– Стулья судейские. Не надо так – инквизиция, не инквизиция. Торжественно.

– То есть у вас не было идеи, что это инквизиция?

– Судьи. Вот судейский стульчик перед вами. – Показывает на стул с высокой спинкой, стоящий рядом с ним; мы сидим в его мастерской друг напротив друга как раз на этих высоких стульях. – Ну, и в «Кармен» в этом роде, только еще выше. Судейские стульчики, а там уж нагромождать – инквизиция, не инквизиция…

– Ну, некоторые такие ассоциации…

– Нет, это уж слишком. Не подходит.