Плющ

- «И скоро мы оба рыдали навзрыд»? - спросил он вполголоса, обращаясь к самому себе. - «Каждое слово отдается болью в моем сердце»? Господи, интересно, ей кто-нибудь предлагал писать любовные романы? В ее письме что-то такое есть.

- Брось, Роджер. Это совсем не смешно.

- Разумеется, нет, - произнес он и сочувственно посмотрел на меня. Его взгляд одновременно и ободрял, и приводил в глубокое замешательство. - Сомневаюсь, что хоть что-то сможет теперь тебя рассмешить.

- Мало что, - согласился я.

- Знаю, как сильно ты ее любишь.

- Не знаешь.

- Знаю. Это написано на твоем лице.

Некоторое время мы молча пили. Подошел метрдотель, предлагая меню, но Роджер одним лишь взглядом сделал ему знак удалиться.

- Я трижды женился и трижды разводился, - сказал он. - С каждым разом не становилось лучше или проще. Наоборот, на самом деле, было только хуже; это как бередить старую рану. «Джей Гайлз Бэнд[85]» были правы. К черту любовь.

Подоспела его новая выпивка, и он начал потягивать ее. Я вот-вот ожидал, что он произнесет «Женщины! Без них жить нельзя на свете, а с ними - вовсе жизни нет!», но этого не происходило.

- Женщины, - сказал я, начиная чувствовать себя как плод собственного воображения. - Без них жить нельзя на свете, а с ними - вовсе жизни нет.

- Да нет, сможешь обойтись без них, - молвил он, и хотя его взгляд был устремлен на меня, мыслями он был где-то в другом месте. - Прожить без них довольно просто. Но мужчина без женщины, даже если она сварлива, ворчлива и придирчива, начинает киснуть. Он черствеет душой.

- Роджер…

Он выставил перед собой руку, прерывая меня.

- Веришь или нет, но по этому поводу сказать больше нечего, - произнес он. - Мы можем напиться до сентиментальности и болтать до посинения, но все наши разговоры сведутся к тому, о чем болтают люди, когда надираются до шариков. Хочу лишь сказать, что мне искренне жаль, что Рут ушла. Я взял бы на себя часть твоих страданий, если бы мог.

- Спасибо, Роджер, - сказал я охрипшим голосом. На мгновение напротив меня за столом сидело три или четыре Роджера, и я вынужден был протереть глаза. - Большое спасибо.

- Пожалуйста, - он сделал глоток. - Давай пока отложим в сторону то, что я не могу изменить, и поговорим о твоем будущем. Джон, я хочу, чтобы ты остался в «Зенит Хаус», по крайней мере, до июня. Может, до конца года, но, по крайней мере, до июня.

- Я не могу, - ответил я. - Если я останусь, то буду еще одним жерновом на твоей шее, а у тебя их предостаточно.

- Но я хотел бы, чтобы ты не уходил ни в июне, ни в конце года, - сказал он, словно не слыша меня. Из внутреннего кармана своего пиджака он достал портсигар - очень старый, с царапинами, видавший виды - и вытащил оттуда сигарету «Кент», которая лежала по соседству с чем-то похожим на сигареты с марихуаной. - Но я отпущу тебя в июне, если мы встанем на ноги. Если Эндерс продолжит размахивать своим топором, останься до конца этого года и помоги мне закончить дела в установленном порядке.

Он взглянул на меня, и в его глазах я увидел неприкрытую мольбу.

- За исключением меня, ты - единственный нормальный в «Зенит Хаус». Конечно, всем остальным далеко до безумца генерала Хекслера (хотя насчет Риддли я не уверен), но в той или иной степени они все чокнутые. Я прошу тебя не оставлять меня одного в этом чистилище, каковым в этом году является «Зенит Хаус».

- Роджер, если бы я мог…

- У тебя есть планы?

- Нет… пока нет… но…

- Ты случайно не собираешься встретиться с ней, несмотря на то, что в письме она просила об обратном? - он раскрыл портсигар ногтем, а затем закурил.

- Нет.

Конечно, эта мысль приходила мне в голову, но я и без Рут понимал, что она неудачная. В фильмах девушка частенько осознает свою ошибку, когда видит внезапно возникшего перед собой героя своей жизни, с наспех собранной сумкой в руке, поникшими плечами и утомленным лицом после ночного рейса через континент, но в жизни я добьюсь лишь того, что настрою ее против себя окончательно и бесповоротно или вызову у нее комплекс вины. И очень может быть, что вызову яростную реакцию господина Тоби Андерсона, чье имя я уже ненавидел от всей души. И хотя я никогда его не видел (единственное, что Рут забыла сделать для своего брошенного возлюбленного, это прислать мне фотографию Тоби), я представлял его себе как молодого человека с расщепленным подбородком, очень крупного, выглядящего (по крайней мере, в моем воображении), словно игрок «Лос-Анжелес Рэмс»[86]. Мне совершенно не трудно упасть на колени перед своей любимой (на самом деле, во мне иногда просыпается мазохист), но меня пугало то, что я попаду в неловкое положение и могу пустить слезу. Отвратительно признаваться себе в этом, но я легко распускаю нюни.

Роджер внимательно наблюдал за мной, не говоря ни слова, и лишь крутил ножку бокала.