Плющ

Сначала он испытывал некоторое сомнение. Даже беспокойство. В течение нескольких мгновений, после того, как он открыл замок двери, ведущей в коридор (без проблем, он мог бы сделать это даже под наркозом) и вошел в приемную «Зенит Хаус», что-то в глубине его мозга действительно пыталось зажечь Красный код[244]. Казалось, все эти инстинкты аллигатора, которые так хорошо служили ему в трех войнах и полудюжине перестрелок, что-то учуяли и пытались его предупредить. Но командир никогда не отменяет задание только из-за небольшого страха перед траншеями. Командир всегда помнит задание и идет к своей цели.

- Жиденок, - пробормотал Хекслер. Вот его цель. Лжец, который сначала обманул его, а затем украл его лучшие идеи.

Тем не менее, он продолжал чувствовать эти электрическое нотки беспокойства, его не отпускало ощущение, что за ним наблюдают. Казалось, что за ним наблюдают сами стены.

Он пристально смотрел вдоль этих стен, направляя взгляд выше уровня головы и всматриваясь с особым вниманием в углы. Никаких тебе камер наблюдения. Так что все в порядке.

Он резко принюхался, расправив крылья носа, по-настоящему раздувая старые ноздри.

- Чеснок, - пробормотал он. - Без сомненья. Знал и выращивал. Всю жизнь. Ха! И...

Что-то еще, определенно было что-то еще, но он не мог этого понять. По крайней мере, не в приемной.

- Чертов чеснок, - сказал он. - Как зануда на вечеринке. Зануда с громким голосом.

У дверей коридора, ведущего к офисам редакторов, снова заговорил внутренний предупреждающий голос. Всего два слова, но Хекслер ясно их расслышал: убирайся ОТСЮДА!

- Не бывать этому, - сказал он и выдал субботнему безмолвному миру «Зенит Хауса» натянутую и неприятную ухмылку, от которой у Херба Портера кровь застыла бы в жилах, если бы он ее увидел. – Последний крик одинокого орла. Самоубийственное задание, если потребуется. Домой никто не уходит.

Еще шаг - и запах чеснока исчез, как будто кто-то натер им только дверной проем. На смену ему пришел восхитительный запах, который Хекслер хорошо знал и любил больше всего на свете: острый, горький запах пороха. Запах битвы.

Генерал, сгорбившийся, сам того не осознавая (первое его побуждение при входе в неизвестное и, возможно, опасное место с очень давних времен всегда было защитить свои погремушки), теперь выпрямился. Он огляделся вокруг с безумным взглядом, который мог бы сделать больше, чем застудить в жилах кровь Херба; этот взгляд наверняка заставил бы бежать Херба в слепой панике. Через мгновение он расслабился. И вот теперь, под выпученными глазами, губы сначала раздвинулись, а потом начали вытягиваться. Они дошли до того места, где можно было бы сказать, что губы должны остановиться, но продолжили движение, пока уголки их не оказались на уровне выпученных голубых глаз Хекслера. Улыбка превратилась в ухмылку; ухмылка стала еще шире; затем ухмылка превратилась в гримасу; гримаса превратилась в ухмылку каннибала; ухмылка каннибала стала ухмылкой безумного каннибала.

- «Зенит Хаус», я здесь! - он с грохотом влетел в пустой коридор с выцветшим серым ковром и книжными обложками с гологрудыми девицами и марширующими гигантскими жуками в рамках на стенах. Он ударил себя в грудь сжатым кулаком - Ты, дом насмешников, я здесь! Ты притон воров, я здесь! Жиденок, я здесь!

Его первым побуждением, сдерживаемым с большим трудом, было вытащить свой немаленький пенис из штанов и помочиться везде: на ковер, стены, даже на книжные обложки в рамках, если бы его стареющий насос мог забросить струю так высоко (Господи, еще двадцать лет назад он наверняка смог бы достать до потолочных перекрытий), как собака, метящая свою территорию. Нет, здравомыслие к нему не вернулось, потому что в призрачной колокольне его коротко остриженной головы практически ничего не осталось, но вот коварства там было предостаточно. Здесь, в коридоре, ничто не должно указывать на присутствие посторонних. Шансы на то, что жиденок придет на работу первым ничтожно малы.

- Проклятый бездельник, вот кто он такой, - сказал Хекслер. - Чертов завсклада-крючкотвор. Ха! Я таких тысячу видел!

И вот он идет по главному коридору чинно, как монахиня, мимо дверей с надписями «Главный редактор Уэйд», «Кентон» и «Гелб» (несомненно, тоже жиды, но не те, что нужно), пока не подходит к одной из них... «ПОРТЕР».

- Да-а-а, - протянул Хекслер, издавая продолжительное удовлетворенное шипение, похожее на закипающий чайник.

Отпала даже необходимость вскрывать замок - дверь в кабинет жиденка открыта. Генерал шагнул вперед. А теперь... ...теперь, когда он в том месте, где ему больше не нужно быть осторожным... Боже!

Моча, которую генерал Хекслер задержал в коридоре, попадает в ящики письменного стола Херба Портера, начиная с нижнего и кончая верхним. Остался даже финальный впрыск для клавиатуры пишущей машинки.

Там еще была корзинка для входящей корреспонденции, заполненная тем, что выглядело как письма-заказы, рукописные отчеты и личное письмо (хотя и напечатанное), которое начиналось Дорогой Фергюс. Хекслер рвет все это и разбрасывает кусочки по столу, как конфетти.