Плющ

— Невидимое растение-медиум, — сказал я, думая о генерале Хекслере.

— Правы, по обоим пунктам, — сказала она. — А теперь, мальчики, я собираюсь положить яйцо в ботинок и хорошенько взбить его. Хорошего дня, хорошей жизни и……ой, чуть не забыла. — Она снова повернулась ко мне. — Уиджа сказала: Хватит терять время. То, что ты ищешь, находится в фиолетовой коробке на нижней полке. Ближе к углу. Понял? Усек?

Она подошла к задней двери такси и открыла ее прежде, чем кто-либо из нас успел сказать что-нибудь еще. Не знаю, как Роджер, но мне казалось, что у меня осталось еще, по меньшей мере, тысяча вопросов. Я просто не знал, какой задать.

Она обернулась в последний раз.

— Слушайте, мальчики. Не играйтесь с этой штукой. Когда у вас будет достаточно денег, убейте её. И будьте осторожны. Плющ может читать мысли. Когда вы придете за ним, он узнает.

— Как, во имя всего святого, мы поймем, что у нас достаточно денег? — Выпалил я. — Это не совсем то, что люди могут понять самостоятельно.

— Хороший вопрос, — сказала она. — Я уважаю тебя за то, что ты об этом спрашиваешь. И знаете что? Возможно, у меня действительно есть для вас ответ. Уиджа сказала: Слушайте Риддли. Риддли с двойным Д. Возможно, орфография и ошибочна, но доска редко…

— Это не ошибка — сказал я, — он просто…

— Риддли — наш уборщик, миссис Барфилд, — закончил Роджер.

— Я же говорила тебе, что ненавижу это политкорректное дерьмо, — сказала она ему. — Ты что, не слышал? — А потом она села в такси. Она высунула голову в окошко и сказала: — мне все равно, кто он — уборщик или Честер-растлитель[179]. Когда он скажет вам, что пришла пора завязывать, вы, ребята, делаете себе большое одолжение и завязываете. Ее голова втянулась внутрь. Через мгновение она исчезла из нашей жизни. По крайней мере, я думаю, что исчезла.

Я собираюсь сходить в туалет, выпить еще одну рюмку спиртного, а затем попытаюсь поставить жирную точку в этом повествовании. И если повезет, сегодня ночью я смогу немного поспать.

23:45.

Ладно, это были две рюмки, можете подать на меня в суд. А теперь пришло время для финишного спурта.

Мы с Роджером почти не говорили о том, что произошло на обратном пути. Не знаю, покажется ли это странным кому-то, читающему эти страницы (теперь, когда Рут ушла из моей жизни, я не могу себе представить, кто бы это мог быть), но мне это показалось вполне комфортным, самой нормальной из всех реакций. Я никогда не бывал под пулями, но я думаю, что люди, которые побывали в ужасном сражении и вышли из него невредимыми, вероятно, ведут себя так же, как мы с Роджером, когда возвращались в город на «Столичном». Мы, в основном, говорили о вещах, которые не касались нас лично. Роджер рассказал что-то о психопате, который подстрелил Рональда Рейгана, а я упомянул, что читал новый роман Питера Бенчли[180] и он мне не очень понравился. Мы немного поговорили о погоде. Но в основном мы молчали. Мы не сравнивали наши записи, не пытались разобрать по полочкам или рационализировать наш визит в цветочный дом. По правде говоря, за время нашей двухчасовой поездки на поезде мы упомянули о нашем безумном приключении в Сентрал-Фолс только один раз. Роджер вернулся из вагона-ресторана с бутербродами и «Кока-Колой». Он передал мне мою долю, и я его поблагодарил. Я предложил заплатить за себя. Роджер рассмеялся и сказал, что наши сегодняшние расходы пойдут по статье — «Посещение потенциального автора», так он намеревался представить это в отчете. А потом добавил небрежным, типа между-делом голосом:

— Этот старик действительно был мертв, не так ли?

— Нет, — ответил я. — Он был нежитью.

— Зомби.

— Да.

— Как в «Любви Макумба»[181].

— Я не знаю, о чем ты.

— Кинофильм, — сказал он. — Если бы «Зенит Хаус» перенесся в пятидесятые, мы просто были бы обязаны его новелизировать.

И это все.

Мы взяли такси от Пенсильванского вокзала до Парк Авеню Саут, 409. Роджер, снова заплатил, взял квитанцию и аккуратно положил ее в бумажник. Поверьте, я был впечатлен.

Таксист высадил нас на противоположной стороне улицы, прямо перед «Смайлером». Там появилась новая попрошайка — пожилая дама с растрепанными седыми волосами, рядом с которой стояли два обычных пластиковых пакета, наполненные невероятными вещами. Перед ней находились чашка для мелочи, а в руках она держала гитару, которая выглядела лет на тысячу. На шее у нее висела табличка: п ОЗВОЛЬ Иисус У ПОСЕЛИТЬСЯ в твоем сердце. Я содрогнулся при виде этого. Помню, я подумал: «Надеюсь, один паршивый зомби не сделал меня суеверным», а затем отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Роджер зашел в бакалею, и я не хотел, чтобы бездомная леди подумала, что я над ней смеюсь. Это может сделать ожидание Роджера невыносимым. Бездомные никогда не прочь набить тебе морду. На самом деле, я думаю, им это даже нравится.

— Эй, ты, — сказала она скрипучим, почти мужским голосом. — Дай мне-бак-и-я-сыграю-твою-песню.

— Вот что я тебе скажу, — сказал я. — Я дам тебе два, если ты отстанешь.