Моя бабушка обычно брала меня с собой в магазин, когда делала покупки — это было в Грин-Бэй, — и больше всего мне нравилось нажимать кнопку, которая приводила в действие кофемолку в третьем ряду. То, что я чувствовал сейчас, было чудесным ароматом свежего «Файф-о-Клок темной обжарки»[184].
Я почти увидел пачку с красной этикеткой, и у меня в голове пронеслось воспоминание, настолько ясное, что было почти реальностью, о маленьком мальчике, который сует нос в пакет с кофе, делая последний глубокий вдох, прежде чем его закрыть.
— О, как же классно пахнет, — сказал я тихим голосом, который был близок к слезам. Моя бабушка умерла почти двадцать лет назад, но в этот момент она как будто ожила.
— На что похож запах? — Спросил Роджер. В его голосе слышалась алчность. — Как по мне, — так пахнет клубничный торт, только что из духовки. Все еще достаточно горячий, чтобы растопить взбитые сливки.
— Нет, это кофе, — сказал я, входя. — Свежемолотый кофе. — Я практически видел кофемашину с хромированным желобом и тремя настройками: Тонкой, Сверхтонкой и Грубой.
Потом я увидел то, что было внутри, и больше ничего не смог сказать.
Как и оранжерея в Сентрал-Фолс, каморка превратилась в джунгли. Но в то время как в джунглях Тины Барфилд было много разных растений, здесь был только плющ, плющ и еще раз плющ. Он рос повсюду, обвиваясь вокруг ручек метлы Риддли и приспособления для мойки окон, взбираясь по полкам, взбегая по стенам к потолку, где он пророс вдоль плиток жесткими зигзагообразными нитями, с которых свисали блестящие зеленые листья, некоторые еще только начали раскрываться. Половое ведро Риддли превратилось в большой стальной цветочный горшок, из которого буяли пышные заросли плюща, — сплетение из усиков, листьев и…
— Что это за цветы? — Спросил я. — Эти голубые цветы? Никогда раньше не видел ничего подобного, особенно на плюще.
— Ты никогда не видел ничего подобного, и точка, — сказал он.
Я должен был признать, что не видел. На одной из полок, прямо под несколькими жестянками с половым воском, которые были почти погребены под лавиной зеленых листьев, стоял крошечный красный глиняный горшочек. Это было то, во что изначально было посажено это растение. Я был в этом уверен. К нему была прикреплена крошечная пластиковая бирка. Я наклонился ближе и прочитал то, что там было написано, через удобную щель в листьях:
— Вот же чертов Риддли, — сказал я. — И, кстати, неужели мы должны поверить, что кто-то, войдя сюда, не увидит ничего, кроме скромного чахнущего плюща? И ничего больше… — Я махнул рукой.
— Я не могу точно ответить на этот вопрос, но леди сказала именно это, не так ли? И леди также сказала, что любой, кто войдет сюда, может больше не выйти.
Я увидел, что один усик уже вырос за дверь.
— Тебе лучше использовать чеснок, — выдохнул я. — И быстро.
Роджер открыл сумку, которую принес из «Смайлера». Я не очень-то удивился, увидев, что она была полна чесночных головок.
— Ты лучший, — сказал я. — Должен отдать тебе должное, Роджер — ты лучший.
— Именно поэтому я и босс, — торжественно произнес он. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, потом захохотали. Это был в высшей степени странный момент… но не в самой высшей степени. Я вдруг понял, что у меня есть идея для романа. Это пришло ко мне, как гром с ясного голубого неба. Вот
Я забираю это гром-с-ясного-неба обратно. Эта мысль пришла мне в голову вместе с запахом кофе «Файф-о-Клок темной обжарки», который я обычно молол для своей бабушки в «Универсальном продуктовом магазине Прайса», еще в Грин-Бей, когда мир еще был молод… или, скорее, когда я был молод. Я, конечно, не собираюсь подводить итог своей грандиозной идее здесь — только не в пять минут первого ночи, — но поверьте мне, когда я говорю, что это хорошая идея, которая делает «Месяц май» тем, чем он был на самом деле: сухой дипломной работой, маскирующейся под роман.
— Срань господня, — выдохнул я.
Роджер посмотрел на меня почти лукаво.
— Возникло пару интересных идей, не так ли?
— Ты же знаешь.
— Да, — сказал он, — знаю. Я знал, что мы должны поехать в Сентрал-Фолс и встретиться с этой Барфилд, еще до того, как ты показал мне это письмо, Джонни. Придя сюда, я ясно это увидел. Прошлой ночью. Ну же, давай выбираться отсюда. Давай… — Его глаза странно сверкнули. Я видел это раньше, но не мог вспомнить, когда и по какому поводу. — Давай дадим ему спокойно расти.
Следующие пятнадцать минут мы потратили на то, чтобы раздавить чесночные головки и натереть ими дверь между приемной и редакцией. И над притолокой, и над косяком. От этого запаха у меня слезились глаза, но, думаю, к завтрашнему дню станет немного лучше. По крайней мере, я на это надеюсь. К тому времени, как мы закончили, это место пахло так, как, наверное, пахло в доме начала века в Маленькой Италии, где женщины готовили соус для спагетти.