В двух письмах, анализируя пришвинские «Корень жизни» и «Капель», я попытался развить два понятия: «приручения» и «присвоения». Совпадение идей Пришвина и Сент-Экзюпери во многих деталях было поразительным, особенно если учесть, что идеологически они были достаточно далеки друг от друга и ничего друг о друге не знали.
Понятие «приручения», введенное Сент-Экзюпери в «Маленьком принце», разработано у Пришвина в образной форме. Он детально рассмотрел психологию отношений между людьми — дружбы и любви. Он связал само понятие культуры с проблемой очеловечивания отношений. Все то же есть и у Экзюпери.
Написав несколько писем о «приручении» у Пришвина, я подошел к проблеме культуры с другой стороны — со стороны процессов очищения и сублимации человека.
Культура как система человеческих отношений оказалась человеческой системой сублимации. Психоакализ игры, Кочетова-Шевцова, Шевченко и нации, любви, приручения, смеха — все эти проблемы слились в единую проблему культуры и антикультуры. Обе функции культуры: очеловечивание связей между людьми и очеловечивание животного — в кратких формулах указаны в «Философско-экономических рукописях 1844 года» Маркса и в некоторых местах «Капитала». Проблема коммунизма определилась для меня как проблема культуры и борьбы с формами общества, охамляющими все человеческое.
Вторая серия писем Таке — это тема «сказки любви», т. е. позитивной функции идеала, сказки, мифа. О позитивном в мифе я писал еще в 1970 году в «Этической установке». Пришвин и Экзюпери дали художественный материал для уточнения этого в виде понятия «сказки любви». Я помнил, что кое-что по психологии роли «сказки» в развитии любви, в очеловечивании половых отношений есть у Стендаля (понятие «кристаллизации»). Но в Лефортовской тюрьме Стендаля не было. Не было и в Киевской.
Интересный образный, психологический материал я нашел у Александра Грина и в «Саге о Форсайтах» Голсуорси. Обе стороны культуры — «сказка любви» и «приручения» — в «Саге» освещены по-своему. Понятие «приручения» по «Саге» необходимо поставить в оппозицию к «присвоению». При «приручении» Я дарит себя Другому, любит Другого за то, что тот отличен, не похож на Я, обладает самоценностью, самосущностью.
Делая «подарок» Другому, бережно, осторожно, уважительно относясь к Другому, Я выходит за свои пределы, расширяется. Трагедия абсолютного одиночества частично разрешается культурой — любовью, дружбой, искусством, религией, наукой. Отдавая себя, приобретаешь мир, Другого, т. е. Друга.
В основе присвоения лежит та же потребность — расширить себя. Но при этом Я посягает на особенность Другого, на его самоценность (в сказке о Царевне-лягушке это выражено в образе сжигания лягушечьей шкурки, в сказке о Царевне-лебеди — в желании съесть лебедя). «Остановись, мгновение», «море, лес, картина, женщина — мои», «ты — слуга», Каин убивает Авеля, «мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача». Убить, сломать, сожрать, присвоить, покорить. Это все разные формы присвоения.
Присваивая окружающее, Я расширяет свое физическое тело, но убивает своеобразие Другого. Обесценивая окружающее, Я остается в полностью пустой среде и тем самым само исчезает как Некто.
Легенда мистиков о вампирах, поглощающих психическую энергию окружающего и при этом все более обессиливающихся, теряющих свое внутреннее либидо, мифологически отражает трагедию присвоителя.
Волшебная сказка как поиск недостающего или украденного кончается свадьбой, превращением героя в мага, мужа и короля (или святого, Бога). Но перед свадьбой у героя появляется опасность. Дочь, жена или мать Змия преследует героя — победителя Змия, Горыныча, Кащея Бессмертного. Все виды опасности с их стороны сводятся к поглощению ими героя. В свадебном гимне Ригвед выражен страх жениха перед браком, перед невестой. Это страх перед поглощением в браке (одна из сторон этого — страх лишения невинности, страх столь непонятный в патриархальной культуре). Царевна-лягушка покидает мужа, когда он посягнул на ее границы — шкурку.
Пришвин в «Корне жизни» связал сказку о Лебеди, свою сказку об олене-цветке с проблемой мифа любви в обобщенном виде. B «Корне жизни», в «Фацелии», во многих зарисовках природы, философских притчах он развил оппозицию «приручения» и «присвоения», культуры и хамства, связал чувство любви к Другому с творчеством, проблему сублимации любви с ее генерализацией.
Дело не в том, что ушла Она от тебя, дело в том, что Она была. Если Она ушла, то поиск ее приводит тебя к раскрытию красоты природы, человечества, культуры — расширению Я, к творчеству как осуществлению Я, к преодолению в творчестве и в любви смерти и абсолютного одиночества как формы смерти.
А хамство — это умерщвление и среды, и Я, это разрушение «уз» (термин Экзюпери), охамление и деградация личности.