Плюшки московские

Увиденная картина поражала постмодерничным (я люблю это слово) сочетанием сразу рая и ада; двигаясь, ребята казались пробудившимся от длительного сна в области людского бессознательного и нашедшим второе воплощение во мраке вечернего дома культуры древним единым языческим божеством со множеством конечностей. Порой аватар древнего бога разлагался на металлические детали гениального в своей велосипедной простоте механизма. Эти «провинциалы» выглядели адептами тайного знания, ещё недоступного мне, однако открытого чистому и пытливому уму в душевном созерцании ряби на поверхности воды, пения цикад да кончика птичьего крыла.

Несмотря на этот первый контакт с миром металла и рока, мы с братом стали «в теме» всерьёз только летом 1996-го года в другом трудовом лагере. Подростков из 727-ой разместили где-то на месяц в здании детского садика в Ильичёвске (под Одессой). Ориентиром в грохочущем мире тяжёлого рока и билетом туда стала группа «Ария». В другом месте я уже как-то писал о роли в своей жизни их альбома «Ночь короче дня» (95-ый год), и не хочу здесь повторяться. Всё необходимое для идентификации себя в качестве металлиста (пожалуй, единственный ярлык, чей груз не воспринимается мной «в штыки»), таким образом, было получено мной в городе Ильичёвске. Однако по возвращении в Москву я впервые столкнулся с новой, в высшей степени неожиданной для меня дилеммой: «Кем быть?»

Дело было так. Манухин (производное от прозвища «Ману», данного за внешнее сходство с героем одноимённого мультика на «ТВ-6», очень знаковом для меня телеканале, так как в программе «Знак качества» в 97-ом я читал стихи про группу “Scorpions”, благодаря чему разжился билетом на их шоу, куда так и не попал; сам себя Ману почему-то считал относящимся к интеллигентской прослойке, но со временем, кажется, стал ближе к гоповской) как-то зашёл в гости и захватил с собой две аудиокассеты («Задержите поезд», новый на тот момент сборник группы «Коррозия Металла», и какой-то альбом «Мальчишника»). «Мальчишник» я знал благодаря раскрутке по ТВ их клипа на песню «Секс без перерыва» и по версиям их хитов в исполнении новороссийского кавер-квартета «Четвертак»; не могу сказать, что они меня бесили, ведь я тогда был акустически всеяден. Уходя, он предложил оставить мне на выбор одну кассету (вторая была нужна ему самому, «чтобы было, что вечером послушать»). Остановив выбор на суровых ребятах в кожаных плащах, я, по сути, выбрал кота (борова, паука — нужное подчеркнуть) в мешке. Сначала я, признаться, склонялся в сторону пластмассового прямоугольника с магнитной лентой, где на двух дорожках весело выплясывали апологеты беспрерывного полового удовлетворения через генитальный контакт двух и более индивидуумов, то бишь к ребятам из «Мальчишника». Вероятнее всего, быть бы мне сейчас рэппером, отдай я своё предпочтение им, но мужик с топором то ли в крови, то ли в ржавчине на обложке (как я узнал из мега-красочного буклета, это был сам великий и ужасный Сергей «Паук» Троицкий) и название одной из композиций альбома пионеров трэш-могильного рока — «Рэп это кал (****ец гопоте)» — определили мой выбор, в результате чего я, слушая на следующий день Боровский рык, стал «заживо погребённым в тяжёлый металлический рок» приверженцем и отчасти проповедником металла и трэша уже как подобия эзотерической идеологии, а не просто лапшы из фольги на ушах, хоть и дьявольски сладкой, которую развешивала своими риффами, соло и текстами повариха-ветеран Ария Векштейновна.

Если взять аналогию эволюции моего сознания из мира театрального действа отечественной истории, то переворот, совершённый «Арией», можно уподобить Февральской антимонархической революции, после которой у большинства зрителей и даже актёров ещё оставались сомнения по поводу того, как и куда должен будет двигаться импровизированный сценарий разыгрываемой пьесы, в то время как железная поступь «Коррозии» ворвалась осенней блоковской «музыкой революции», файлы с которой, ещё не свёрнутой и красно-текучей, Александр, конвертируя в MP3, развешивал на просушку на «стенах» зарегистрированных «ВКонтакте» представителей интеллигенции (с трудом их там находя по целому ряду критериев), и максимальное выражение которой любой желающий принимал внутривенно Поэтическими Кубами, или, ежели хотел экзотики, снюхивал как разложенные лесенкой Тромбы тем обсуждений сообщества В.В. Маяковского; эта музыка явилась, словно аватар Бетховена с «Джексоном» в руках (гитарой, а не чёрно-белокожим покойником), на котором алеет оставленная несмываемым маркером надпись: «Пи*дец всему!» Нет, не эволюция, товарищи, а металлическая революция произошла в конце 96-го года в моём сознании.

Подобно октябрьским событиям для России, песни Паука и Борова распределили ценностные ориентиры на мои ближайшие, хотелось бы верить, семьдесят с гаком.