Плод чужого воображения

– Тогда на ночь, – решил Монах. – Мне тут надо отскочить в одно местечко…

– К Инессе? – догадался Доктор. – Могу с вами.

– Нет, лучше я один. Я чужой, мне она больше скажет. Потом поделюсь.

– Как знаете. Может, перекусим?

– Я бы пивка выпил, – мечтательно произнес Монах. – Когда вернусь. Заодно перекусим, и вы мне расскажете про Мару.

…Инесса лежала на раскладушке под расколотой яблоней. В длинной пестрой цыганской юбке и зеленой блузке на бретельках. Ее пышные рыжие волосы были собраны в узел на макушке. Монах, уставившись на круглые, очень белые плечи и полные руки, тотчас вспомнил кустодиевскую купчиху и сглотнул невольно. Инесса села, заслышав его шаги. Сидела, расставив колени, чуть улыбалась, молча смотрела.

– Добрый вечер, – сказал Монах. – Я без приглашения, можно?

– Были на пляже? Больно? Наше солнце коварное.

Лукавый взгляд и улыбка. Монах снова сглотнул. Доктор сказал то же самое про их солнце.

– Сгорел. Уснул на берегу. Теперь щиплет. У Владимира Семеновича нет сметаны, – сообщил Монах.

– У меня есть! Пошли! – Она поднялась; он не успел протянуть ей руку. Пошел вслед, жадно ее рассматривая…

– Садитесь! – скомандовала она на веранде. – Я сейчас.

Вернулась с банкой сметаны.

– Раздевайтесь!

Монах, не теряющийся ни при каких обстоятельствах, почувствовал, что багровеет, и с трудом выдавил.

– Может, я сам?

– Не говорите глупости! Раздевайтесь! Ну!

Она подошла совсем близко, и он почувствовал ее запах – сладкий и терпкий. Стащил футболку. Инесса расхохоталась:

– О! Путешественник фри! Хоть сейчас подавай на стол.

Он, недолго думая, сгреб ее и прижался ртом к ее губам. Она ответила! Монаха тряхнуло. Поцелуй был хорош!

– Ну, ну… – Она оттолкнула его. – А как же сметана? – Смеющееся лицо, смеющиеся глаза…

Она зачерпнула горстью сметану, приказала:

– Стоять! – и стала размазывать по груди Монаха. – Не больно?

– Восхитительно! – пробормотал он.

– Теперь лицо! Хорошо, что у вас борода. Обгорели только лоб и скулы.

Она гладила его по лицу, глядя дерзко, прямо; глаза у нее были зеленовато-карие, губы красные, выпавшие из прически рыжие завитки рассыпались по шее и плечам. «Ведьма, – подумал Монах. – Таких сжигали на костре…»

Он снова потянулся к ней, и тут она вдруг сказала:

– Я ожидала вас раньше, Олег. Где же это наш философ и путешественник, думаю. Неужели ему неинтересно, что я делала в доме жертвы?

– Вы знали? – Монах опешил.

– Знала. Кстати, спасибо, что постучали в окно, а то могло бы получиться неловко.

«Да уж!» – подумал Монах и спросил:

– Как вы догадались?

– Интуиция. Так интересно или нет?

– Интересно.

– Тогда я сейчас соображу чего-нибудь на стол, и мы поговорим. Чай, кофе, вино? Есть орешки. Больше ничего, я на диете.

– Вино и орешки, – сказал Монах.

… Они сидели за столом на веранде, выжидательно глядя друг на дружку. Монах пригубил вино, закусил орешком. Кашлянул. Инесса усмехнулась…