Плоды школы Верт

Нежный шорох платья вторгся в его раздумья. Череша бесстрашно миновала кордон, состоящий из друзей виконта и любопытства окружающих, ради возможности поговорить с Берберисом.

— Вы сегодня прелестны, госпожа, — Шипек совершил навстречу девушке поклон, изящество которого можно было ставить на пьедестал галантности, после чего отошёл на пару метров.

— Леди, — приветствие графа отдавало холодной вежливостью.

Череша тяжело вздохнула, её платье натянулось на полной груди:

— Я это заслужила. Моё вчерашнее поведение не имеет оправдания. Но, граф, сегодня вы пересекли черту! Что за коварство принуждать девушку к поцелую?!

Она ревновала. Берберис почувствовал досаду — очередная мишура считала себя вправе укорять его. Хотя если присмотреться (а Берберис доселе особо не приглядывался к дочери торговца) на лице Череши не было ни грамма косметики: кожа отливала здоровым блеском, а ресницы — природной чернотой; её платье шуршало новизной. Череша была искренняя в чувствах и словах, следовательно, тоже являлась настоящей, однако оставалась безразлична графу. Выходило, что его теория о причинах помешательства на герцогине ошибочна, и Берберис опечалился ещё сильнее.

— Но я здесь не ради ссоры, — не ведая об истинной причине уныния графа, Череша скрасила свои губы миролюбивой улыбкой. — Моё намерение, как и прежде — достучаться до вашего благоразумия. Я честно пыталась смотреть на герцогиню сквозь розовые стёкла: титул, небесная безмятежность облика. Однако стоит провести с Боровинкой всего один час в классе и иллюзия безвозвратно рушится. Она до сих пор считает по пальцам и только до двадцати! Её титул — единственная причина снисхождения со стороны учителей. Боровинку не спрашивают на уроках не оттого что опасаются навлечь на себя недовольство, просто в голове у герцогини полюбившиеся вам небесные просторы. Там пусто! Герцогиня даже имя своё не может написать без ошибок. В её тетради сплошные завитушки и сердечки.

— Что вы сейчас сказали? Сердечки?

От досады Череша прикусила губу:

— Всё гораздо хуже, чем я предполагала: вы не влюблены, вы одержимы!

Боровинка рисует в тетради сердечки — особенность присущая влюблённой девушке. А что если она вынуждена скрывать свои чувства, например, из-за природной скромности или очевидной бедности предмета её страсти? Возможно, герцогиня терзается, поскольку не может позволить свободно общаться с избранником, не выдав при этом своих чувств. Оттого молчит во время танца и впадает в крайнее смятение лишь из-за одной близости с ним.

— Да послушайте же! — в отчаянии Череша дёрнула Бербериса за рукав.

Граф инстинктивно перехватил её пальцы и тут же разжал кулак — девичья кожа была слишком нежной и беззащитной для грубости, но обстоятельства требовали поставить точку хотя бы на словах:

— Признайтесь, Череша, что отчаянно ревнуете, оттого и ненавидите герцогиню.

— Вовсе нет! Ненавидеть Боровинку также бессмысленно, как злиться на ветер за то, что он дует! Моё сердце болит об ином: беда в том, что вы считаете себя большой рыбой в маленьком пруду и всеми силами стремитесь перебраться в иной — соизмеримый вашему тщеславию водоём. Но дело в том, что ваш пруд — тот самый, и рыба такая, какая есть. Достаточно осмотреться, чтобы увидеть вокруг любовь и поддержку.

— Сударыня, — Берберис церемонно поклонился, — я благодарен за вашу заботу и больше не смею задерживать.

Каким-то немыслимым усилием Череше удалось сдержать поток слёз за густотой ресниц.

— Я продолжу молиться за вас, граф. Если бог Благоразумия существует, то он обязательно услышит мои молитвы.

Глава 12

— Клянусь всеми драгоценностями, которые сохранил мой род, я ещё не встречал девушки храбрее! — последнее, что сказал Шипек после ухода Череши.

Наступила и пора графа возвращаться восвояси. Виконт вызвался сопроводить его до комнаты.

Берберис должен был быть пристыжен скандалом и подавлен неудачей, однако неосторожные слова о рисунках Боровинки вновь вселили в него надежду. Страсть не может пылать в пустоте — там ей просто нечего сжигать. Наверняка за видимой холодностью герцогини скрывается чувственный душевный мир.

Всю дорогу граф пребывал в раздумьях более глубоких, чем окружающая школу темнота. Его кошелёк был пуст, зато голова наполнена построением нового отчаянного плана. Сегодняшнее происшествие, хоть и с натяжкой, можно было считать победой. Герцогиня взволнована, её размеренная жизнь нарушена одной минутой. Нужно уверить Боровинку, что нарушитель всецело предан ей, и тогда нежный поцелуй из обязательного долга станет искренним желанием.

Из-за очередного поворота показались тёмные фигуры. Винить в том следовало скудное освещение, истраченное в большинстве своём на подсветку дороги к административному зданию, но один из незнакомцев незаметно вытащил перчатку и с силой швырнул её в лицо графу. Берберис толком не почувствовал удара и больше растерялся чем оскорбился.

Шипек с готовностью шагнул вперёд:

— Это вызов! Извольте представиться господа.

— Извольте освободить дорогу, виконт.