Раньше я всегда думала, что только запахи могут заставить тебя вернуться в прошлое. У вас, наверное, тоже такое бывает. Стоит только уловить тот или иной аромат- и всё, в голове триггером одно знакомое ощущение за другим. А потом я узнала, что в прошлое тебя могут возвращать не только запахи. Все мы сотканы из ощущений. Мы сами- это и есть ощущения. Потому что момент важен не самим фактом своего существования, а именно тем, что мы чувствуем. Мир эгоцентричен, и вся наша реальность-это лишь совокупность этих самых субъективных ощущений.
Именно поэтому моя ностальгия по нему не сводилась к чему-то одному. Он был теперь для меня во многом… И это утешало, это придавало жизни печально-светлую тоску о том, что было между нами. Острые углы обтесались, как это всегда бывает от шлифовки памяти, зато осталось нечто более важное, понятное только мне и… возможно, ему… То, что люди называют чувствами… А я называю ощущениями- моими ощущениями с Ним.
Для меня дождь теперь всегда был Им. Особенно, если как сейчас, в машине по извилистой трассе. Стоило только жирным капризным каплям ударить по лобовухе автомобиля, внутри все перевернулось. Подушки пальцев коснулись продрогшего окна. Губы сами зашептали… Как молитву…
В Бейруте дождь,
Моя тоска растет,
А грусть слезится…
В Бейруте дождь,
В Бейруте дождь.
И он стучит для нас двоих.
И ты войдешь, дрожа,
С улыбкой на устах.
И между губ зеленая травинка.
Промокшая, продрогшая-
И рыбки с серебристой чешуей
Всплывут в моих глазах,
Слезами упадут в мои ладони…
На зеркале большой воды,
В окне или на листьях бука
Дождем ночным
Ты нарисуешь мой портрет,
Услышишь голос мой влюбленный.
И пледом, связанным из ниток-вспышек молний
Меня укроешь…
В Бейруте дождь,
В Бейруте дождь,
В Бейруте дождь
Для нас двоих… [1]
Меня больше не было на Востоке. Но Восток, казалось, остался во мне- в привычках пить крепкий кофе с кардамоном по утрам, в желании пофилософствовать или насладиться ритмом табли (араб. — барабан). В стремлении не забывать арабский язык… Я стала много читать на арабском. И даже переводить. Для себя. Для удовольствия. Для памяти. Это стихотворение тоже было моим переводом. Корявым и неточным. Да и мало в нем было поэтичности… Впрочем, разве у нашей истории с Ним была поэтичность? Я ведь говорила когда- то давно, что не романтик… И все равно, стоило только подумать о Нем, на слуху снова был великий Низар Каббани, когда- то любивший в Ливане. Когда- то любивший Ливан. Потому что когда любишь сама, хочется говорить языком любви любимого человека. Я сказала «любовь»? Удивительно, что это слово больше не режет мое горло и не вызывает першение… Правда, я смогла произнести его много после, когда уже не нужно было смотреть в его глаза, когда я была далеко-далеко. От Ливана. От Него. От себя той- Плохой…
Машина дернулась влево. Я встрепенулась.
— Прошу прощения, какая- то черная балда на дороге, мало ли, фугас… Такое в этих краях стоит объезжать, чтобы не рисковать…
Почувствовала, как тело натянулось в тревожном трепете, словно бы струна. И это чувство- тоже дежа- вю. Я так отчетливо помню его в неспокойном, словно бы застывшем в готовности к броску Ливане. И вот, теперь оно снова со мной…
За эти годы многое изменилось. Я сама изменилась, наверное. А может быть мир вокруг нас. Он успел сойти с ума, успел снова облачиться в железную броню, наполниться ненавистью, жестокостью и болью. Теперь уже не только Ливан, но и вся планета жила в боевой стойке. Между странами снова были воздвигнуты высокие политические заборы, мы снова начали делить мир на своих и чужих… Я верила, что это тоже пройдет. Рано или поздно всё успокоится, люди снова смогут говорить не на повышенных тонах. А пока нужно было выживать и помогать выживать другим. Этим я и занималась последние полтора года.
Вы, наверное, догадываетесь, как бесконечно далека я всегда была от детей. Какие дети в моем статусе и при моем образе жизни? Я боялась их, не понимала, поэтому недолюбливала и сторонилась. Всё изменилось три года назад, когда мне удалось вернуться… Когда судьба и мужчина, ее определявший, дали мне шанс начать сначала. Обнулиться.
Я помню тот момент, помню его горячее дыхание совсем рядом. Помню, как стучит мое сердце, готовое вырваться-ему навстречу, прямо в его руки, а потом этот стук перебивает другой звук-выстрел… Мне больно. Мне так сильно больно- и эта боль в районе груди. На разрыв. Меня складывает пополам. В легких словно бы вата со стеклом. Слышу, как с силой хлопает дверь авто, слышу рев мотора. И только спустя пару минут, когда встревоженный водитель начинает меня окликать и тянет ко мне свою дрожащую руку, я понимаю, что еще жива. Нет, Он стрелял не в меня, Он стрелял в воздух. Эта боль- не от свинцовой пули… Эта боль от нашей неизбежной разлуки, которую он все-таки принял.